невозможно дать определение, которое невозможно описать, но именно

благодаря ему красный цвет отличается, например, от голубого. Это

сущность красноты красного, которая и составляет его <особость>,

которая отличает его от голубого.

Мы имеем в виду нечто подобное в отношении людей, когда говорим:

<Это по нему!> Мы подразумеваем в этой краткой фразе, что <этого>

можно ожидать от него, что <это> согласуется с его природой, что <это>

ему по душе, характерно для него и т. д.

Судзуки на с. 99, где он впервые определяет понятие соно-мама, говорит

об унитивном сознании, о <жизни в свете вечности>. Он утверждает, что

Уильям Блейк имел в виду именно <соно-мама>, когда писал: <Здесь

каждый миг стреляет вечность и бездна бьется в кулаке>. Здесь Судзуки

очень близко подходит к мысли, что постижение особости, или постижение

соно-мама, сродни познанию бытия, или высшему постижению (89), и

подчеркивает при этом, что соно-мама, как взгляд на вещи в их

особости, не что иное как конкретное восприятие.

264

Высшее постижение

Описания Гольдштейном больных с повреждениями мозга (39), вызывающими

редукцию к конкретному, очень похожи на описание <особо сти> у Судзуки

(например, когда Гольдштейн описывает редукцию цветового зрения и

потерю способности к абстрагированию). Люди с повреждениями мозга

видят каждый оттенок в его <особости>, они не в состоянии отнести этот

оттенок к какому-либо общему континууму, не категоризируют его как

оттенок, в котором больше или меньше того или иного цвета, не ощущают

его как более зеленый или менее зеленый, но предельно обособляют его,

воспринимают его как полноправный цвет, обладающий предельной

особостью, не имеющий аналогов или образцов для сопоставления, не

выделяют некую более общую категорию цвета - зеленый или голубой. Это

то, что я понимаю как один из элементов особости (несравнимость). Если

я прав в подобном толковании болезни, то мы должны быть чрезвычайно

осторожны, чтобы не перепутать описанную Гольдштейном редукцию к

конкретному, к вторичному, со свежим и конкретным восприятием

здорового человека, не редуцированного к конкретному. Более того, мы

обязаны четко отделить подобное редуцированное восприятие от познания

бытия, или высшего постижения, потому что познание Бытия - это не

только познание конкретной особости того или иного предмета или

явления, но также и познание абстрактной особости, в различных

значениях слова <абстрактность>, а в предельных выражениях -

постижение всего космоса.

Стоит также провести грань между описанным выше способом восприятия и

высшим переживанием (89) как таковым, или переживанием сатори, как

называет его Судзуки. Например, высшее переживание всегда

сопровождается постижением Бытия, но Бытие постижимо также и помимо

высшего переживания; зачастую познанию Бытия способствует трагический

опыт или даже познание зла. Для этого нужно провести различие между

двумя типами предельных переживаний, между двумя способами познания

Бытия. С одной стороны перед нами предстает космическое познание, о

котором писал и Бьюк (18), и некоторые мистики. Этот тип познания

направлен на весь космос, познающий человек видит взаимосвязь всего со

всем, не исключая из общей череды предметов и явлений самого себя. Мои

испытуемые описывали мгновения космического познания примерно такими

словами:

<Я понимал, что принадлежу универсуму, я видел свое место в нем. Я

ощущал свою значимость, но при этом понимал, как я мал и ничтожен.

Одновременно я испытывал смирение и гордость>. Или: <Я отчетливо

ощущал себя необходимой, неотъемлемой частицей Вселенной, я не был

сторонним наблюдателем, я принадлежал ей и был неотделим от нее. Я не

смотрел на нее сквозь черную бездну, наоборот - я был в ее центре,