ошибок не любил. Бортинженера не было, поэтому пилоту приходилось самостоятельно

следить за двигателями, расходом масла и топлива.

Но хуже всего было то, что двигатели сильно «крутили» самолет влево. На «Савойе»

винты вращались в другую сторону.

Как командир, Бускалья считал своим долгом освоить самолет как можно быстрее. И

нынешним утром решил попробовать взлет самостоятельно.

Он запустил моторы, прогрел их и начал выруливать на полосу.

Развернувшись против ветра и придавив тормоза, дал полный газ. Моторы взревели на

взлетном режиме. Бускалья начал разбег.

Скорость возрастала, и самолет начало заносить влево, где находились стоянки.

Останавливаться было уже поздно. Бускалья попытался взлететь.

Молотя пропеллерами воздух, задрав нос и кренясь на левое крыло, «Балтимор» взлетел,

перевернулся и рухнул в оливковую рощу. Самолет загорелся, но летчик был еще жив.

...Автомобиль несся в Неаполь — в госпиталь. Эрази гнал что было сил. Он остался с

раненым другом до самого конца: Карло Бускалья умер на следующий день.

76. Двадцать первый «фоккер»

14 ноября 1934 года, Южный Амстердам, завод компании «Фоккер»

— Никто не имеет права разговаривать со мной в таком тоне! — негромко произнес

доктор Эрих Шацки и поправил очки в тонкой золотой оправе.

— А в каком тоне с вами разговаривать, если вы не понимаете самых обыкновенных

вещей? — глава фирмы Антон Фоккер пожал плечами. — Я не интересуюсь вашими

политическими взглядами. Если вам было угодно не сойтись во мнениях с Адольфом

Гитлером — это ваше дело. Вы бежали из Германии. Очень хорошо. Однако не нужно

требовать, чтобы я выдал вам дополнительный кредит доверия в связи с этим

прискорбным обстоятельством! Вам был заказан самолет для колониальных войск в Юго-

Восточной Азии.

— И я работал над проектом тщательно и добросовестно, — мрачно ответил Шацки. —

Вы не можете упрекнуть меня в недоработке проекта. Я вложил в ваш самолет все свои

новые идеи, рассчитывая, таким образом, послужить... Да черт побери! — вскинулся он.

— Мои передовые мысли, мои находки должны были послужить к вашей пользе, к вашей

же славе, господин Фоккер.

— Мне достаточно моей собственной славы. — Безупречно элегантный, красивый,

раздражающе холеный Антон Фоккер пожал плечами. — Вас наняли для того, чтобы вы

выполняли работу, а не развивали собственные творческие идеи. Специфика применения

нового истребителя в колониях требует не рекордных показателей, а легкости управления,

неприхотливости обслуживания, удобства эксплуатации. Нужно было думать не о

совершенстве обводов и скоростях, а о том, что самолету придется взлетать с плохо

оборудованных площадок и работать в жутких климатических условиях.

— Однако следует учитывать, что гипотетический противник... — начал было Шацки.

— Кто? — перебил его Фоккер. — Китай? Япония? Не смешите меня, доктор Шацки! Кто

принимает всерьез японскую авиацию? В общем, так. Проект я у вас изымаю. Его

переработкой в соответствии с требованиями займется новый ведущий конструктор —

господин Беелинг.

— А я? — Шацки не верил своим ушам. Он был глубоко убежден в том, что в Фатерлянде

сгрызли себе ногти до локтей, лишившись такого замечательного конструктора, как он,

Эрих Шацки.

— Вы... — Фоккер ненадолго задумался. — Вы будете выполнять указания господина

Беелинга.

Такого унижения Шацки не вынес.

— Самовлюбленный идиот! — рявкнул он в лицо Антону Фоккеру. — Что вы смыслите?

Вы до сих пор застряли во времени трипланов! Ваша слава — это слава Красного Барона,

который уже, хвала Всевышнему, двадцать лет мирно лежит в могиле!

— Вы уволены, — ледяным тоном произнес Фоккер.

— Очень хорошо! Мне с вами разговаривать не о чем!

И Шацки хлопнул дверью, чтобы через неделю предложить свои услуги конкуренту

Фоккера — другому голландскому строителю самолетов, Фредерику Кольховену.