Михаил Александрович. Она мне живо напомнила старое, незабвенное время. По

моему мнению, вы в вашем произведении чрезвычайно метко схватили все

характерные черты покойного Федора Михайловича и обрисовали его таким,

каким он был в домашней, повседневной жизни. Эта сторона мало кому известна, кроме близких к нему людей, к которым, несомненно, принадлежали и вы. Очень

бы желалось, чтоб вы нашли возможность напечатать вашу статью.

Простите, что так долго не возвращала рукопись; все хворала и думала,

что, поправившись, приду лично передать мои впечатления.

Искренне вам преданная и уважающая

А. Достоевская".

Воспоминания М. А. Александрова содержат много интересных фактов,

при проверке которых в большинстве случаев следует признать их истинность.

Александров был далек от политической и идеологической борьбы своего

времени, и у него не было стремления представить Достоевского человеком того

или иного лагеря. Он вообще мало касается этой стороны творчества и

деятельности Достоевского.

ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ ДОСТОЕВСКИЙ

В ВОСПОМИНАНИЯХ ТИПОГРАФСКОГО НАБОРЩИКА

В 1872-1881 ГОДАХ

I

Знакомство мое с Федором Михайловичем Достоевским началось со

времени вступления его в редакторство "Гражданина", тогда еще еженедельного

журнала, на котором я работал в качестве метранпажа. О вступлении Федора

Михайловича в это редакторство издатель "Гражданина" оповестил читателей

неожиданной, для того времени, несколько оригинально. В последнем номере

147

"Гражданина" за 1872 год, от 25-го декабря, обычное место передовой статьи, на

2-й странице, явилось занятым следующим лаконическим извещением,

напечатанным крупным шрифтом во всю довольно объемистую страницу

журнала: "С 1-го января 1873 года редактором журнала "Гражданин" будет Ф. М.

Достоевский". <...> Спустя всего несколько дней по выходе последнего номера

"Гражданина" за 1872 год Федор Михайлович привез в типографию свою

рукопись для первого номера 1873 года. Это была первая статья "Дневника

писателя" {1}, впоследствии сформировавшегося в самостоятельное

периодическое издание, много способствовавшего популярности своего

знаменитого автора. Меня вызвали из наборной в контору, где хозяин типографии

{А. И. Траншель, ныне уже покойный. (Прим. М. А. Александрова.)} и

представил меня Федору Михайловичу как метранпажа, а мне назвал его имя; я

сделал легкий поклон Федору Михайловичу, на который он ответил едва

заметным движением головы и в то же время, с едва уловимым вниманием,

оглядел меня одним быстрым взглядом. Затем Федор Михайлович приступил к

передаче мне рукописи своего "Дневника".

Между прочим, как неоднократно и впоследствии мне приходилось

наблюдать, Федор Михайлович перед незнакомыми ему людьми любил выказать

себя бодрым, физически здоровым человеком, напрягая для этого звучность и

выразительность своего голоса.

– Хорошие ли у вас наборщики?
– спросил меня Федор Михайлович таким

искусственно напряженным голосом, в котором, однако, нетрудно было заметить

старческую надтреснутость. С этими словами он разложил передо мною на столе

рукопись на почтовых листках малого формата.
– Разберут ли они мою рукопись-

то?

Я взглянул и увидел, что рукопись могли читать довольно свободно даже

посредственные наборщики, не только хорошие, ибо то был не черняк, а

переписанное набело рукою Федора Михайловича.

– Рукопись разборчивая, - ответил я, - наши наборщики свободно

прочитают ее.

– Ну, то-то, разборчивая... смотрите! Вы всегда говорите, что разборчивая, а как наберете, так и не разберешь, что такое вышло, - бессмыслица какая-то!..

Или наставите запятых чуть не к каждому слову, или совсем без запятых... Вы

имейте в виду, что у меня ни одной лишней запятой нет, всё необходимые только; прошу не прибавлять и не убавлять их у меня. Да, вот поймете ли вы мои знаки...

у меня тут есть один знак... Посмотрите-ка.

Я перевернул несколько листков и, не найдя ничего непонятного, не