двести пятьдесят рублей с листа, тогда как Федор Михайлович до сих пор

получал по ста пятидесяти.

Некрасов, видя нашу очень скромную обстановку, вероятно, думал, что

Федор Михайлович будет чрезвычайно рад такому увеличению гонорара и тотчас

даст свое согласие. Но Федор Михайлович, поблагодарив за предложение, сказал:

– Я не могу дать вам, Николай Алексеевич, положительного ответа по

двум причинам: во-первых, я должен списаться с "Русским вестником" и

спросить, нуждаются ли они в моем произведении? Если у них на будущий год

материал имеется, то я свободен и могу обещать вам роман. Я давнишний

сотрудник "Русского вестника", Катков всегда с добрым вниманием относился к

моим просьбам, и будет неделикатно с моей стороны уйти от них, не предложив

им своего труда. Это может быть выяснено в одну-две недели. Считаю нужным

предупредить вас, Николай Алексеевич, что я всегда беру аванс под мою работу, и аванс в две-три тысячи.

Некрасов изъявил на это полное свое согласие.

– А второй вопрос, - продолжал Федор Михайлович, - это - как отнесется к

вашему предложению моя жена. Она дома, и я ее сейчас спрошу.

И муж пошел ко мне.

Тут произошел курьезный случай. Когда Федор Михайлович пришел ко

мне, я торопливо сказала ему:

– Ну, зачем спрашивать? Соглашайся, Федя, соглашайся немедленно.

– На что соглашаться?
– с удивлением спросил муж.

– Ах, боже мой! Да на предложение Некрасова.

– А ты как знаешь о его предложении?

– Да я слышала весь разговор, я стояла за дверью.

– Так ты подслушивала? Ну, как тебе, Анечка, не стыдно?
– горестно

воскликнул Федор Михайлович.

– Ничего не стыдно! Ведь ты не имеешь от меня тайн и все равно

непременно сказал бы мне. Ну, что за важность, что я подслушала, ведь не чужие

дела, а наши общие.

Федору Михайловичу оставалось только развести руками при такой моей

логике.

Федор Михайлович, вернувшись в кабинет, сказал:

179

– Я переговорил с женою, и она очень довольна, что мой роман появится в

"Отечественных записках".

Некрасов, по-видимому, был несколько обижен, что в таком деле

понадобилось мое согласие, и сказал:

– Вот уж никак не мог я предположить, что вы находитесь "под

башмачком" вашей супруги.

– Чему тут удивляться?
– возразил Федор Михайлович, - мы с нею живем

очень дружно, я предоставил ей все мои дела и верю ее уму и деловитости. Как же

мне не спросить у нее совета в таком важном для нас обоих вопросе?

– Ну, да, конечно, я понимаю...
– сказал Некрасов и перевел разговор на

другой предмет. Посидев еще минут двадцать, Некрасов ушел, дружелюбно

простившись с мужем и прося его уведомить, как только получит ответ от

"Русского вестника".

Чтобы скорее выяснить вопрос о романе, Федор Михайлович решил не

списываться с "Русским вестником", а самому съездить в Москву и поехал туда в

конце апреля. Катков, выслушав о предложении Некрасова, согласился назначить

ту же цену, но когда Федор Михайлович просил дать ему аванс в две тысячи, то

Катков сказал, что им только что затрачены большие деньги на приобретение

одного произведения (романа "Анна Каренина") и редакция затрудняется в

средствах. Таким образом, вопрос о романе был решен в пользу Некрасова. <...> Прожив май вместе с семьею в Старой Руссе, Федор Михайлович 4-го

июня уехал в Петербург, с тем чтобы, по совету проф. Д. И. Кошлакова, поехать

для лечения в Эмс. В Петербурге князь В. П. Мещерский и какой-то его

родственник стали убеждать мужа поехать не в Эмс, а в Соден. Такой же совет

дал мужу и всегда лечивший его доктор Я. Б. фон Бретцель. Эти настойчивые

советы настолько смутили Федора Михайловича, что он решил в Берлине

попросить совета у тамошней медицинской знаменитости проф. Фрёриха.

Приехав в Берлин, он и побывал у профессора. Тот продержал его две минуты и

только дотронулся стетоскопом до груди, а затем подал ему адрес эмского

доктора Гутентага, к которому и предложил обратиться. Федор Михайлович,