Курсистки не только горячо аплодировали Федору Михайловичу, но в антрактах

окружали его, беседовали с ним, просили высказаться о разных интересовавших

их вопросах, а когда, в конце вечера, он собрался уходить, то громадною толпою, в двести или более человек, бросились вслед за ним по лестнице, до самой

прихожей, где и стали помогать ему одеваться. <...>

В 1879-1880 годах Федору Михайловичу часто приходилось читать в

пользу различных благотворительных учреждений, Литературного фонда и т. п.

189

Ввиду слабого здоровья мужа, я постоянно его сопровождала на эти литературные

вечера, да и самой мне страшно хотелось послушать его поистине

художественное чтение и присутствовать при тех восторженных овациях, которые

ему постоянно делала почитавшая его петербургская публика.

Литературные вечера устроивались большею частью в зале городского

Кредитного общества против Александрийского театра или в Благородном

собрании у Полицейского моста.

К сожалению, эти мои выезды в свет нередко омрачались для меня

совершенно неожиданными и ни на чем не основанными приступами ревности

Федора Михайловича, ставившими меня иногда в нелепое положение. Приведу

один такой случай.

В один из подобных литературных вечеров мы с Федором Михайловичем

несколько запоздали, и прочие участники вечера были уже в сборе. При нашем

входе все они дружески приветствовали Федора Михайловича, а мужчины

поцеловали у меня руку. Этот светский обычай (целование руки), видимо,

произвел неприятное впечатление на моего мужа. Он сухо со всеми поздоровался

и отошел в сторону. Я мигом поняла, в чем дело. Обменявшись несколькими

фразами с присутствовавшими, я села рядом с мужем с целью рассеять его дурное

настроение. Но это мне не удалось: на два-три вопроса Федор Михайлович мне не

ответил, а затем, взглянув на меня "свирепо", сказал:

– Иди к нему!!

Я удивилась и спросила:

– К кому к нему?

– Не по-ни-маешь?

– Не понимаю. К кому же мне идти?
– смеялась я.

– К тому, кто так страстно сейчас поцеловал твою руку!

Так как все бывшие в читательской мужчины из вежливости поцеловали

мне руку, то я, конечно, не могла решить, кто был виновен в предполагаемом

мужем моим преступлении.

Весь этот разговор Федор Михайлович вел вполголоса, однако так, что

сидевшие вблизи лица отлично все слышали. Я очень сконфузилась и, боясь

семейной сцены, сказала:

– Ну, Федор Михайлович, я вижу, ты не в духе и не хочешь со мною

говорить. Так я лучше пойду в зал, отыщу свое место. Прощай!

И ушла. Не прошло пяти минут, как подошел ко мне П. А. Гайдебуров и

сказал, что меня зовет Федор Михайлович. Предполагая, что муж затрудняется

найти в книге помеченный для чтения отрывок, я тотчас пошла в читательскую.

Муж встретил меня враждебно.

– Не удержалась?! Пришла поглядеть на него?
– заметил он.

– Ну да, конечно, - смеялась я, - но и на тебя тоже. Тебе что-нибудь

нужно?

– Ничего мне не нужно.

– Но ведь ты меня звал?

– И не думал звать. Не воображай, пожалуйста!

– Ну, если не звал, так прощай, я ухожу.

190

Минут через десять ко мне подошел один из распорядителей и сказал, что

Федор Михайлович осведомляется, где я сижу, а потому думает, что мой муж

желает меня видеть. Я ответила, что только что была в читательской и не хочу

мешать Федору Михайловичу сосредоточить все свое внимание на предстоящем

ему чтении. Так и не пошла. Однако в первый же антракт распорядитель опять

подошел ко мне с настоятельною просьбою от моего мужа прийти к нему. Я

поспешила в читательскую, подошла к моему дорогому мужу и увидела его

смущенное, виноватое лицо. Он нагнулся ко мне и чуть слышно проговорил:

– Прости меня, Анечка, и дай руку на счастье: я сейчас выхожу читать!

Я была донельзя довольна, что Федор Михайлович успокоился, и только

недоумевала, кого из присутствовавших лиц (все как на подбор были более чем

почтенного возраста) он заподозрил во внезапной любви ко мне. Только