Шрифт:
полюбить его сразу. <...> Если б Всев. Соловьев был из обыкновенных моих
знакомых, я бы к Вам не прислал его лично. Он довольно теплая душа" (Письма, III, 48-49). Вскоре после знакомства Достоевский ввел Вс. Соловьева в
литературный круг кн. Мещерского.
Очевидно, с самого начала знакомства Вс. Соловьев олицетворял для
Достоевского ту часть русской молодежи, которая, как ему казалось, в своих
нравственных и философских исканиях ближе всего подходила к его,
Достоевского, восприятию жизни. Вот почему Достоевский с большим интересом
отнесся к своему новому молодому другу.
В 1876-1878 годах Достоевский реже встречается с Соловьевым, они
иногда переписываются, а в 1878-1880 годах и встречи и переписка
прекращаются.
Вс. Соловьев был одним из самых восторженных поклонников
Достоевского и еще при жизни писателя поместил о нем ряд критических очерков
в "С.-Петербургских ведомостях" (N 32, 58 за 1875 г.) и "Русском мире" (N 38, 65, 98, 189, 196 за 1876 г.). В 1878 году в "Ниве" Вс. Соловьев напечатал
биографическую заметку о. Достоевском, в которой высказал мнение о
невозможности современникам оценить всю глубину таланта писателя.
После смерти Достоевского он поместил в "Ниве" (N 7 от 14 февраля 1881
г.) некролог "Памяти Федора Михайловича Достоевского",
ВОСПОМИНАНИЯ О Ф. М. ДОСТОЕВСКОМ
<...> В самом конце 1872 года я прочел в газетах объявление об издании
журнала "Гражданин" под редакцией Достоевского. Я думал, что он все еще за
границей; но вот он здесь, в одном городе со мною, я могу его видеть, говорить с
ним. Меня охватила радость, волнение. Я был ужасно молод и не стал
задумываться: сейчас же отправился в редакцию "Гражданина" узнать адрес
нового редактора. Мне дали этот адрес. Я вернулся к себе, заперся и всю ночь
напролет писал Достоевскому. Мне любопытно было бы прочесть теперь письмо
это. Может быть, в нем было очень много лишнего, но, во всяком случае, я сказал
ему все, что мог сказать человеку, которого любил так долго и который имел на
меня такое влияние {1}.
130
На следующее утро я послал это письмо по почте и ждал. Прошло три,
четыре дня - никакого ответа. Но я нисколько не смущался, я был совершенно
уверен, что Достоевский не может мне не ответить.
Наступил новый, 1873-й год. Первого января, вернувшись к себе поздно
вечером и подойдя к письменному столу, я увидел среди дожидавшихся меня
писем визитную карточку, оборотная сторона которой была вся исписана.
Взглянул - "Федор Михайлович Достоевский".
С почти остановившимся сердцем я прочел следующее:
"Любезнейший Всеволод Сергеевич, я все хотел вам написать; но
откладывал, не зная моего времени. С утра до ночи и ночью был занят. Теперь
заезжаю и не застаю вас, к величайшему сожалению. Я дома бываю около восьми
часов вечера, но не всегда. И так у меня спутано теперь все по поводу новой
должности моей, что не знаю сам, когда бы мог вам назначить совершенно
безошибочно.
Крепко жму вашу руку. Ваш Ф. Достоевский".
Я чувствовал и знал, что он мне ответит; но эти простые и ласковые слова, это посещение незнакомого юноши (в письме своем я сказал ему года мои {2}) -
все это тронуло меня, принесло мне такое радостное ощущение, что я не спал всю
ночь, взволнованный и счастливый. Я едва дождался вечера. Я замирал от
восторга и волновался, как страстный любовник, которому назначено первое
свидание. В начале восьмого я поехал. Он жил тогда в Измайловском полку, во 2-
й роте. Я нашел дом N 14, прошел в ворота и спросил - мне указали отдельный
флигелек в глубине двора. Сердце так и стучало... Я позвонил дрожащей рукою.
Мне сейчас же отворила горничная, но я с минуту не мог выговорить ни слова, так что она несколько раз и уже с видимым недоумением повторила: "Да вам что
же угодно?"
– Дома Федор Михайлович?
– наконец проговорил я.
– Дома-с, а барыни нету - в театре.
Я взобрался по узкой, темной лестнице, сбросил шубу на какой-то сундук
в низенькой передней.
– Пожалуйте, тут прямо... отворите двери, они у себя, - сказала горничная