выражение внутренней жизни и отношений к внешнему. Здесь торжествует

душа".

"Был на лекции Вильменя. Превосходно о "Генриаде" и эпопее. Оратор

говорил о других эпических поэтах, представляя их историю и историю их гения:

изобразил то, чем Вольтер не был, и то, чем он был. Превосходное изображение

Данте и Камоэнса. Сравнение Вольтера с Луканом. Вильмень говорит: эпическая

поэма есть выражение мысли всего народа, целой эпохи и вместе с тем высшее

творение великого гения. Происхождение "Генриады" -- не век Генриха IV, а

Вольтеров век..."

"Поутру писал к императрице. Обедал у Гизо.
– - Французы умеют

схватывать смешное и выражать его. Они этим наслаждаются. Мистификация

есть важное дело для француза, но он не злостно-насмешлив. У нас десятой части

нельзя того сделать, что делают здесь, не быв осмеянным..." (Разумеется,

Жуковский говорит здесь не о нравственных поступках, а об ежедневных

явлениях жизни: chez nous on cherche `a tourner en ridicule. Ici on est bienveillant: on n'attaque que la pr'etention {У нас стараются во всем найти смешное. Здесь же

больше благосклонности: нападают только на претенциозность (фр.).}). Вот также

верная и схваченная на лету заметка.

Париж самый гостеприимный, снисходительный город. Хозяева дают

гостям полную волю жить как угодно и делать что угодно. Не то что в Англии и

особенно в Лондоне. Париж издавна такое скопище иностранцев и заезжих, что

он успел ко всем и ко всему приглядеться. После Лондона едва ли не Петербург

самый взыскательный и самовластительный город. Мы иностранцев любим и во

многом подражаем им, простой народ также к ним привык; но мы вообще готовы

подсмеивать их, во всех обычаях и повадках, которые еще не успели у нас

обрусеть и получить право гражданства. Француз человек веселый. Русский

насмешливый. Француз иногда осмеивает, но потому, что он смеется. Русский

смеется потому, что он осмеивает. Но пойдем опять вслед за Жуковским.

"Поутру в заседании полиции исправительной. Дело студентов медицины.

Председатель Дюфур. Вопросы неясные и сбивчивые. Тон грубый. Образ

расспросов очень пристрастен. Неприличие смешивать политическое с

полицейским. Красноречие французов всегда тенденциозно..."

Жуковский в Париже усердно посещал театры. Он вообще любил театр, а

в Париже театр более, чем где-нибудь, способствует изучению народа, нравов,

обычаев, уровня умственных и духовных сил и свойств современного общества.

Сказано было, что литература -- выражение общества; это так, но не вполне и не

всегда. Театр скорее имеет прав присвоить себе это определение. Литература

говорит, драма действует. Литература -- картина, драма -- зеркало. Это особенно

применяется к Парижу. В старину Расин гениально выразил царствование

Людовика XIV-го с пышностью его, рыцарством, поклонением женщине, со всею

его царедворческою обстановкою. В век Вольтера драма была преимущественно

философическая. Ныне Корнели, Расины, Мольеры не родятся. Есть таланты в

обращении, но эти монеты до потомства не дойдут: они не обратятся в медали.

Нет уже классического чекана, а романтического и не бывало. Драмы В. Гюго

пародия на романтизм. А между тем парижское народонаселение живет утром

политическими журналами, а вечером спектаклями. Один из главных

представителей нынешнего театра, Дюма-сын, все вертится около женщин

полусвета или полумрака и около седьмой заповеди. И не так, как делали старики

доброго минувшего времени. Чтобы посмеяться и поповесничать, а с

доктринерскою важностью, с тенденциозностью, с притязаниями на ученье новой

нравственности. Уморительно-скучно в исполнении: уморительно-смешно в

преднамерении.

Вот некоторые театральные выдержки из дневника Жуковского. Кажется,

чуть ли не в первый день приезда его был он во Французской опере. "Давали "La prise de Corinthe", оперу Россини. Музыка оперы прекрасная, но не новая: все

слышанное в других операх его. Пение французов, после итальянцев, кажется

криком; в их пении более декламации: все, что мелодия, -- крик. Но я слушал с

удовольствием певца Нурри. В игре французов вообще заметно желание

производить эффект жестами и их разнообразием. У немцев иногда слишком