Шрифт:
музыку. <...>
Конечно, и Василий Андреевич участвовал в этих художественных
увеселениях; словом, здесь, в глуши России, в Орловской губернии,
осуществилось то, что Гете в то самое время представлял в известном своем
романе "Wilhelm Meister" {"Вильгельм Мейстер" (нем.).} и что он видел при
изящном и просвещенном дворе в Веймаре.
У Жуковского, мать которого умерла в одно почти время с Марьей
Григорьевной Буниной12, грустное настроение сменилось веселою бодростью и
любовью к жизни. Ученицы его, Марья и Александра Андреевны Протасовы,
достигли 17- и 15-летнего возраста. Они выросли под строгим надзором вместе с
ними образовавшей себя матери "на лоне дремлющей природы" и могли, при
необыкновенной своей восприимчивости к научным и изящным впечатлениям,
свободно развивать свои дарования. Кто станет удивляться, что у Жуковского то
самое расположение, зарю которого мы уже заметили как предвестницу
восходящего солнца любви, потребовало непременно какого-нибудь обнаружения
или проявления? Тогда только возникла у него мысль о женитьбе на Марье
Андреевне Протасовой. Но долго он хранил в глубине души это желание, ни с кем
не говорил об этом ни слова и чувства свои передавал только в стихах и
посланиях к друзьям:
Есть одна во всей вселенной --
К ней душа и мысль об ней;
К ней стремлю, забывшись, руки --
Милый призрак прочь летит.
Кто ж мои услышит муки,
Жажду сердца утолит!
Не много людей осталось в живых из тех, кто знал лично предмет этой
жалобы; но пусть незнавшие угадывают из следующих стихов, что это было за
создание, которое заполнило душу Жуковского святынею смиренной любви. Он
пишет Батюшкову:
И что, мой друг, сравнится
С невинною красой?
При ней цветем душой! <...>
В этих словах, в которых не знающие обстоятельств видели одну
неопределенную мечту, одну сентиментальную романтику, таится прекрасная
действительность, истинный образ того лица, которому поэт в то время посвятил
следующую песню, найденную в портфеле Марьи Андреевны13 после ее смерти:
К НЕЙ
Имя где для тебя?
Не сильно смертных искусство
Выразить прелесть твою!
Лиры нет для тебя!
Что песни? Отзыв неверный
Поздней молвы об тебе!
Если б сердце могло быть
Им слышно, каждое чувство
Было бы гимном тебе!
Прелесть жизни твоей,
Сей образ чистый, священный,
В сердце, как тайну, ношу.
Я могу лишь любить,
Сказать же, как ты любима,
Может лишь вечность одна!
Настал роковой 1812 год. Везде в России чувствовали приближение
предстоявшей политической бури. Общие несчастия скорее сближают людей и
теснее соединяют друзей между собою. Так и Жуковский решился наконец
открыть свою любовь и свои намерения жениться на Марье Андреевне: он
решился переговорить с матерью и просить руки Маши, решился выполнить, что
считал необходимым для счастия человека и писателя, -- связать себя тесными
семейными узами; заветные мечты поэта близились, таким образом, к
осуществлению. Но Екатерина Афанасьевна не только решительно отказала ему,
но и запретила говорить об этом с кем бы то ни было, а всего менее с дочерьми ее.
Она объявила, что по родству эта женитьба невозможна. Напрасно Василий
Андреевич доказывал ей, что законного препятствия не существует, что по
церковным книгам он ей не брат и даже не родственник. Но она, опираясь на
уставы церкви, не согласилась заведомо нарушить их. Жуковский покорился
приговору сведенной сестры -- и замолчал.
После этой сердечной катастрофы, расстроившей судьбу его, замолкают и
радостные его песни; с упованием на будущее, на "очарованное Там", он сочиняет
стихи, которые отмечает, неизвестно почему, годом позже в своих изданиях. Об
одной песне мы наверное знаем, что она была сочинена уже в 1812 году: это было
стихотворение "Пловец". В Россию уже вторглись несметные полки французов,
но в Орловской губернии, в доме Плещеева, соседи еще собирались праздновать