искренности. Песнь певца в Кремле течет медленно, как широкий поток лавы,

который светится пурпурным блеском лишь впотьмах. И немудрено! Жуковский

начал свою кремлевскую песнь в Волхове:

"Но здесь не Долбино, -- пишет он к Авдотье Петровне, -- не низкий

уголок, где есть бюро и над бюром милый ангел, не сижу и в долбинском доме

подле ваших детей, возле моей шифоньеры, где лежат Машины волосы, глядя на

четверолиственник, вырезанный на вашей печати".

Он написал всю песнь отрывками то в Черни, то в Москве и кончил ее в

Дерпте в 1816 году, а напечатал отдельным изданием уже в С.-Петербурге в том

же году. Последняя строфа, которая должна была бы греметь как раскат грома,

похожа на лирическую мечту, напоминающую тоску по милой. <...>

Так он уехал и останавливался в Москве у Карамзина. Через несколько

времени Протасовы на пути в Дерпт приехали тоже в Москву -- проститься с

родными. Насилу, с помощью друзей, Жуковский мог получить позволение

провожать их в Дерпт, дабы помочь им устроиться на новом их местопребывании.

Вероятно, отъезд его из Дерпта в Петербург несколько замедлился, может быть, в

той надежде, что ему можно было бы остаться в Дерпте. Но Екатерина

Афанасьевна настояла на своем и требовала, чтобы Жуковский поскорее уехал.

Мы не можем кончить первый отдел нашего очерка, не включив в него

выдержки из замечательного письма Жуковского к Марии Андреевне, оно есть

живой образец благородства и возвышенности мыслей их обоих: говорю: "обоих",

потому что с этой поры начинается личное мое с ними знакомство. <...>18

С переселением семейства Протасовых в Дерпт родина опустела для

Жуковского, хотя там и оставалось у него много друзей и много прекрасных

воспоминаний прошедшего. <...>

В январе 1816 года важные события в семействе Протасовых (о которых

мы будем говорить впоследствии) требовали присутствия его в Дерпте. С тех пор,

за вычетом нескольких недель, он почти два года безвыездно провел в Дерпте. В

течение этих трех лет Жуковский вел странную, двойную жизнь, имевшую

замечательное влияние на развитие умственных его склонностей. В Дерпте

общество и университет отдавали ему полную справедливость как образованному

человеку и как знаменитому русскому поэту; университет поднес ему диплом

почетного члена. В Петербурге, напротив того, литераторы старого века нападали

на него и задевали довольно пошлыми выходками даже на театре. В Дерпте

близкие родные показывали ему некоторую холодность и недоверчивость, а в

Петербурге посторонние люди, даже при дворе, ласкали и уважали его. В Дерпте

он погружался в изучение немецкого языка и словесности, тогда как в Петербурге

ратоборствовал в рядах молодых писателей на пользу русского слова.

В 1815 году, когда Жуковский прибыл в Дерпт, тамошний университет

переживал только тринадцатый год своего существования. Заведение было юно и

имело все добрые и худые качества, свойственные первой эпохе развития

университета. Скудость и несовершенство материальных и научных средств

заменялись некоторым образом свежею образовательною силой, которая из

невыделанного сока производит зародыши, одаренные иногда большею

способностью дальнейшего развития, чем в более позднее время. С глубокою

благодарностью именно бедные классы жителей балтийских губерний приняли

монаршую милость -- основание университета в здешнем краю. Отныне и для

бедных людей оказалась возможность образовывать своих детей в высшем

учебном заведении, что прежде было доступно только для людей богатых,

которые могли посылать своих детей за границу. Наука сразу прочно принялась в

молодом учреждении. Только один раз в год праздновался общий студентский

коммерш, один раз только во время вакаций студенты разъезжались по домам.

Обхождение между профессорами, студентами и жителями города было

свободное; не знали никаких формальностей, ни науки о визитах и глазетовых

перчатках; жили с убеждением, что в маленьком городе, в будущем рассаднике

образованности, старый и малый должны действовать к достижению одной