– Марусь, я сейчас счастлив, – сообщил Борис.

– Знаешь, наверное, я тоже. Я как-то прочла где-то, что очень важно фиксировать такие моменты, ну чтобы не просто жить в периоде «до» или «после». А замечать, что вот сейчас и здесь – счастлив.

– Человек слаб, и, если ему клево, он жизнь положит на то, чтобы свое «счастье» растянуть как можно подольше, только оно тогда становится не счастьем, а чем-то просто хорошим. Счастье – это, наверное, все же концентрат.

– Ну, тогда, наверное, надо встречаться, быть счастливыми какие-то мгновения и расставаться, чтобы не иметь искушения превращать концентрат в разбавленную жизнь с содержанием счастья не менее 15%, – предположила я.

– Это не человеческий план, вакуума с одним только счастьем не бывает. Поэтому этот план никуда не годится. У людей всему есть антонимы добру, счастью, радости. И это хорошо, так мы имеем возможность сравнивать и ценить. А встречаясь и понимая, что счастлив, нужно хранить и беречь изо всех сил, и даже если концентрация станет меньше, тебе все равно будет хорошо, а это, согласись, совсем неплохо! – засмеялся Боб.

Пока Борис излагал, я вдруг с удивлением поняла, что и вправду счастлива. Но тут же подумала, что так бывало уже не раз, а вот потом бывало совсем иначе, и я очень хорошо помню, чем это заканчивалось.

– Борь, мне столько раз уже было больно, что все эти игрушки я лучше передушу собственным цинизмом, чем буду в них играть! Я женщина, и мне не так легко живется, как хотелось бы, я точно знаю, что моя боль – это только моя боль. А от боли я очень устала и с каждым разом все дольше прихожу в себя. Надоела мне эта кольцевая реанимаций! Поэтому «встретиться, посчастливиться и расстаться» – это самый удобный вариант бытия, когда ни во что другое просто не веришь, – сообщила я, нисколько не стесняясь серьезности своего заявления.

– Ты можешь не доверять и сомневаться, но я знаю все, о чем ты сейчас сказала, и не уверен, что моих реанимаций было меньше. Я задолбался получать поводы, чтобы умереть. Только вот всякий раз время проходило, и я понимал, что хочу жить дальше. Люблю я это дело, видишь ли! И неплохо с ним справляюсь! Мне только тебя и не хватало, но теперь у меня все есть! – жестко сказал Борис.

– Нет меня ни у кого! Так не бывает! – почти прокричала я, страшно взбешенная. Мне казалось, что все эти слова, эта ситуация глупые, эта моя внезапная влюбленность – все это бред, а Борины пафосные заявления про поводы для смерти казались просто дешевыми.

– Так бывает, Марусь! Даже если тебе не хочется! Это вообще мало от нас зависит. И не злись на саму себя, иначе будешь иметь дело со мной, – пригрозил Борис.

– А откуда ты знаешь, что я на себя злюсь? – почти мирно спросила я, удивившись.

– Когда мы с тобой ночь не спали в чате, я все думал: «странно, женщина, а мысли все мои». Мы, Марусик, забавно одинаковые с тобой, – задумчиво ответил Боб.

– Ага, и нас било одним и тем же пыльным мешком, и теперь мы, как выжившие ветераны, будем праздновать день нашей встречи, как День победы? – спросила я.

– Марусь, я тебя люблю, – просто, пиная кучу осенних листьев, сообщил Борис.

– Никогда мне не ври, Боря! Иначе я постараюсь не оставить тебе поводов для жизни, – вторя его легкому тону сообщила я.

– О боги, она сказала «да»! – воздев руки, пробасил улыбающийся Борис.

– Боги, ему послышалось, она сказала «хуй»! – глядя в небо, негромко прокричала я.

– Стой, вредный Мук, – сказал Боря.

Я остановилась и оглянулась на него. Боря стоял чуть выше и протягивал мне руку, когда я подошла, он взял меня за руки и сообщил:

– И ты тоже, Марусь, не ври мне, пожалуйста, а то я понтуюсь, а вдруг на этот раз Феникса дать не выйдет, потеряю все свои поводы.

– А я и не вру, Боб, собственно, от этого и протестую против всяких спектаклей, – ответила я.

– Маруся, я слушаю тебя и ужасаюсь твоей выстроенной независимости, это же просто кошмар какой-то! А не будь таким наглым, да я бы просто подойти к тебе испугался! – ерничал Боря.

– Да, на слишком наглых я, конечно, не рассчитана, в броне явная недоработка, ну ничего, я чем-нибудь тюнингуюсь, – ответила я и поцеловала Борю в нос.

– «Спи, все у тебя есть!» Я твой тюнинг, расслабься уже, женщина! И пойдем, наши, должно быть, уже съезжаются, – улыбнулся Борис.

Когда мы поднялись на горку, стало видно, что под навесом стоят уже четыре машины. Из дома доносилась музыка.

– О, я слышу, Люська встала к «мартену» – начала готовить праздничный стол, она без орущей музыки не в состоянии даже чайник кипятить, – сообщил Боб.

– Ху из Люська?

– Жена твоего, Марусик, босса, страшный человек, ее даже дядя Леня боится, – весело сообщил Борис.