Шрифт:
– Просто не предавай! – пробасил Боб с очень грозным лицом.
– «Просто не предавай»! Это же так понятно! Зачем все твои долгие пояснения?! – заорала я в ответ.
– Марусь, смешно, почти посрались и почти по-семейному! – констатировал Боря.
– Блин, даже жалею, что вот эту последнюю фразу произнес ты, абсолютно моя патетика! – ухмыльнулась я.
– И все же я не врал! – гордо сообщил Борис.
– Боря, вот тут не знаю, что уже лучше! Потому что между нами пропасть! Обещала не врать, лови – ненавижу ревность, оптом со всеми вводными и исходящими! Уйду и не оглянусь, если близкий мне человек решит, что ревностью можно влиять на мою жизнь! А теперь анализируй, неглупый мужчина, на что тебе такая сложная Марина и справишься ли ты с управлением полетом, – сказала я.
– Справлюсь. Ты просто не будешь давать мне поводов для ревности, Марин, – ответил Боря, впервые, кажется, назвав меня по имени.
– Не обещаю, Боря, пойми это! Я не знаю и знать не хочу, что для тебя является поводом! И не потому, что мне плевать, а потому что я уже очень трудновоспитуема! Тебе б кого-нибудь моложе и проще, may be, вышел бы толк, – выдала я, понемногу замыкаясь в себя и выбегая из всех произошедших со мной сказок.
С некоторым облегчением, совсем необъяснимым, я думала, что ну вот, наконец-то нашлось что-то, вообще не приемлемое, чуждое и противное. Ну не бывает так, как с ним было, я же говорила, не бывает! Борис сидел напротив с нечитаемым выражением лица, я была почти уверена, что думал он о том же. Мы оба курили и молчали какое-то время, понимая, что волшебный мостик, выстроенный накануне, вполне может оказаться игрой осенних красок, ночных бдений, настроения и нашего общего желания быть влюбленными, и ничем настоящим. Ломать или строить, мы оба думали именно об этом. А иначе было бы неправда, нам обоим уже слишком давно не было шестнадцати.
– Марусь, ну хорошо, давай я признаюсь, что я ебнутый на этой ревности. Только вот, ну раз договорились не врать, скажи мне, а что ты так защищаешь какой-то необозначенный свод принципов? Есть что скрывать или нужны отступные пути? – спросил Боб, явно делая над собой усилие.
– У-у-у-! Не ждала. Но уважаю договоренности, только поэтому не буду ерничать, буду всерьез. Борь, мужайся, но ты у меня не первый, – сообщила я, сразу нарушив обещание не ерничать.
– Маруся, ты как-то быстро слово нарушаешь, напрягает, ты обещала всерьез, – очень серьезно ответил Боб.
– Прости, правда, прости. Что, собственно, я хотела сказать, так это следующее. Да, Борь, в моей жизни есть люди мне дорогие, и некоторые из них, о ужас, мужчины. Я никогда не пойду на то, чтобы прекратить отношения с этими людьми только потому, что мне суждено было влюбиться в ревнивого человека! Я лучше переболею любовью, опыт есть, выживу, я думаю! Это, знаешь, к вопросу о самосохранении: «старый друг лучше новых двух», – ответила я, абстрагировавшись от всего волшебства, связанного с Борей за последнюю пару дней.
– Маня, а тебе сейчас не пришло в голову, что можно рассказать мне об этих мужчинах, можно познакомить меня с ними, если они дороги тебе как друзья, если они любят тебя, разве я смогу не быть благодарным таким людям. Они думали о тебе тогда, когда тебе было трудно.
– Борис, или я не понимаю, или ты «включил заднюю», поборник двуполой любви с одним партнером с парты до пенсии! Ну ладно, знаешь, давай ты послушаешь все, что я решу сказать, а потом выслушаю твои определения границ дозволенного. Считай это проявлением высшей степени толерантности, ввиду реально крутого секса прошлой ночью и, самое главное, того, что хоть на секунду, а я поверила в то, что вот так, как с тобой, вообще бывает. Ок? – спросила я, будучи настроенной на феерический финал.
Какая разница, мне ведь было волшебно круто и даже какое-то время верилось, что «а вдруг все это взаправду», так почему бы мне не взять и не рассказать все так, как есть в действительности, я уже не потеряю ничего, а наоборот, приобрела эти два дня.
– Слушаю, – ответил совсем незнакомый Боря, он был злым, это выдавали глаза.
– В Москве живет мой друг Марк, он очень хороший человек и, к сожалению, меня любит. К сожалению потому, что я так и не смогла ответить ему взаимностью, хотя честно старалась. Тут все, как ты говоришь, не от нас зависит. Марк уже несколько лет нянчится со мной как отец, как старший брат, как лучшая подружка и еще ждет меня замуж. Этот человек мне невероятно дорог. У меня нет оправданий себе любимой, кроме надежды, что когда я смогла, как сейчас, исчезнуть из его жизни, в ней, может быть, появится кто-то имеющий глаза и уши, а лучше – очень большое и доброе сердце. Марк терпит и принимает меня в комплексе: от слез после очень сильно ранившего меня романа до истерик с виски по любому поводу. Я расскажу ему о тебе, потому что делюсь с ним всем. Просто я пока не знаю, как это сделать так, чтобы ему в тысячный раз не было больно. А ведь будет. Еще у меня есть Гога и Магога, они тебе не конкуренты, потому что любят друг дружку, меня они любят порознь, в основном за то, что я против их развода – они у меня любящие и ненавидящие в одном. В общем, гомосеки. Борь, слушай, я бред несу! Понимаешь, у меня очень много знакомых мужчин, я всеми ими дорожу по разным поводам! Все! – я ужасно разозлилась на себя, в основном за то, что удалось честно сказать про Марика.
– Тебя можно либо ненавидеть, либо любить! Мне жаль Марка, тебе предстоит трудный разговор, – отреагировал Боб, было заметно кипевшее внутри говно, но он дозировал всплески.
– Боря!… – я внезапно «соскочила с пьедестала» и как-то нервно посмотрела на происходящее. На даче нас ждала Люська, до всего этого вечер был чудесен, непонятно, что тянуло меня за язык? Ах, да! Ревность! Нет, я не могла это съесть! Ну не могла и все! Я знала собственную привязчивость, уже точно знала, что я влюблена в Боба, мне оставалось только кочевряжиться и всячески выпендриваться, потому что я точно не хотела его терять. И когда я плела про легкость переживания любви, это был самый дешевый выпендреж из всех, которые мне креативились на ходу.
– Что, Марусь? – откликнулся не совсем сразу Боб.
– Зачем ты меня на второй день знакомства заставляешь говорить о вечности? Тебе мало нашей ночи? – хитро спросила я.
– Очень мало! Мне этой ночи крайне мало, Маня! Я жаден, как тебе не снилось! Мне нужна жизнь, а не одна ночь! Я, как ты заметила, уже не молод! – очень зло ответил Борис.
– Смени тон! – почти заорала я.
Прошла минута молчания, которой мы, видимо, почтили память заоблачных полетов тел и душ.