Жрец мысленно перевел дух, когда в воротах усадьбы появился Треплос в сопровождении слуги.

Юноша с достоинством поклонился старшему писцу, потом Тусету и всем остальным.

– Наш гостеприимный хозяин хочет, чтобы ты продемонстрировал свое умение борца, – сказал по либрийски жрец и указал на укра, скрестившего на груди могучие руки.

– Я готов, – согласился поэт и расправил плечи, позволяя по достоинству оценить красоту и гармоничное сложение его тела. – Но мне нужно знать правила, чтобы случайно не проиграть.

– Что он говорит? – спросил старший писец.

– Уточняет правила, – ответил жрец. – Он же чужеземец.

– Скажи, что запрещены любые удары, – стал перечислять Зесатам. – Нельзя царапаться, кусаться, выдавливать глаза и хвататься за промежность. И еще скажи, что я ставлю против него вот это!

Молодой человек снял с руки золотой витой браслет.

Тусет огорченно крякнул, но не ответить на вызов не мог.

– А я ставлю ожерелье на своего борца!

– Прекрасно! – хозяин хлопнул в ладоши. – Начинайте!

– Постойте, господа! – поднял руку Треплос.

– В чем дело? – нахмурился Зесатам.

– Я хотел бы продемонстрировать другие таланты, господин маг, – нагло заявил поэт. – Пусть позовут Айри. После боя она будет мне переводить.

Тусет передал просьбу хозяину, и тот, заинтересовавшись, сейчас же распорядился послать за служанкой.

Повинуясь команде господина, укр бросился в атаку, широко расставив руки. Поэт дал ему схватить себя за плечи, после чего резко рванулся назад, увлекая противника за собой, одновременно упираясь ногой тому в живот.

– Молодец! – азартно вскричал старший писец и хлопнул ладонью по подлокотнику.

Укр, позвериному изогнувшись, вскочил и пошел на противника. На этот раз поэту не удалось вырваться из его объятий, и они рухнули на траву. На какойто миг жрецу стало жалко своего ожерелья, но Треплос не врал, когда называл себя лучшим борцом Милеты. Умение и ловкость победили грубую силу. Укр оказался повержен, и гордый поэт, тяжело дыша, встал, протягивая противнику руку.

– Господин, скажи, что для меня честь бороться с таким могучим соперником.

Чернокожий чтото буркнул, гневно сверкнув глазами.

Треплос огляделся и заметил скромно стоявшую Айри.

– Я не только борец, но и поэт, – сказал он и, дождавшись, когда девочка перевела его слова, продолжил. – Вот только я еще плохо знаю ваш прекрасный язык. Поэтому мне будет помогать служанка нашего господина.

– Он хочет почитать стихи? – удивленно, и как показалось жрецу, разочарованно спросил хозяин.

– Да, господин Зесатам, если конечно ты позволишь, – ответил Тусет.

– Пусть попробует, – махнул рукой хозяин.

– Специально для улучшения аппетита, – провозгласил Треплос и стал читать, позволяя Айри переводить каждую строфу.

Когдато – к сведенью людей

я первым был среди гусей

на родине моей.

Терпеть изволь

такую боль:

на раны сыплют соль!

И тем не очень я горжусь,

что сейчас на вертеле верчусь,

вотвот в жаркое превращусь.

Ах, я бескрылый инвалид!

Я едким уксусом облит.

Всё ноет и всё болит.!

Кто крыльев белизной блистал,

как ворон черный, черен стал.

Мой смертный час настал!

Ощипан шайкой поваров,

лежу на блюде. Я – готов.

И слышу только лязг зубов.

Поэт поклонился. Какоето время все молчали. Тишину нарушило робкое хихиканье сына хозяина дома. Отец строго взглянул на него и, не удержавшись, засмеялся сам.

Улыбаясь вместе со всеми, Тусет видел, как его слуги облегченно перевели дух.

– Эй, ктонибудь! – крикнул Зесатам. – Принесите им жареного гуся. Заслужили. Да и нам не мешает подкрепиться.

Гости вернулись за накрытые столы, а жрец положил в сумку золотой браслет.

На этот раз он не стал отказываться от предложенного гостеприимства и заночевал в доме старшего писца.

Утром его разбудили две молоденькие служанки. Тусету помогли умыться, побрили голову, принесли прекрасную косметику и большое серебряное зеркало. Приведя себя в порядок, жрец, постукивая по полу посохом, неторопливо проследовал в центральный зал, где слуги под руководством супруги старшего писаря уже накрывали на стол.