Шрифт:
– Сусумэ! Вперед!
Ловкий, натренированный, он быстро и бесшумно преодолел расстояние, отделявшее его от барака, рванул дверь и хищником прыгнул внутрь. Оттуда выплеснулся разноголосый крик, будто вспугнули птичью стаю. Хосокава бежал следом. В дверях он столкнулся с корейцем, пытавшимся выскочить из барака. Хосокава вонзил ему саблю в живот. Раненый закричал от испуга и от боли и схватился руками за саблю. Хосокава рванул клинок на себя, кореец с окровавленными руками и бурым пятном на рубахе рухнул. Дверь вновь хлопнула, и молодой кореец с тонким еловым колом в отчаянии кинулся на Хосокаву. Хосокава, защищаясь саблей, ловко отскочил, кореец запнулся, упал – его тут же настиг меткий удар ефрейтора-резервиста. Зазвенели разбитые стекла, изнутри и снаружи закричали:
– Убежал! Убежал! Догоняйте его!
Грохнул из своего ружья Касивабара Дзюнси. Глухое эхо покатилось по распадку. Кореец, у которого рубаха уже была обагрена кровью, упал. К нему кинулись Нагаи Котаро, Курияма Мамору. Раненый часто и громко кричал:
– А-а! А-а! А-а!
После удара Нагаи он затих, а несколько последующих вовсе лишили его жизни.
В бараке свирепствовали, и корейцы видели свое спасение лишь в бегстве через окна. На очередную жертву обрушился выстрел Чибы Масаси. Выстрелом он достал корейца: это было видно по окровавленному лицу и задетой груди, но несчастный все же предпринимал отчаянную попытку спастись. За ним кинулся Курису Набору, подбадривая себя криком:
– Бей его! Бей!
В несколько прыжков Курису догнал корейца. Тот, не зная, как защититься, выставил руки вперед. Он часто дышал, грудь его и живот под разрезанной рубахой колыхались, будто их изнутри раздували сильные мехи. Курису сначала ударил его по рукам, потом стал бить по голове, по плечам.
Тут еще один сделал попытку спастись. За ним, как на охоте, гнались Судзуки Хидео и Нагая Акио. Нагая держал ружье в руках, но, растерявшись, не стрелял, а лишь кричал, как будто другие этого не видели:
– Кореец бежит! Кореец бежит!
Было похоже, что убегавший ранений не имел, страх гнал его изо всех сил, может, ему и удалось бы скрыться, но тут он увидел вооруженного Курису Набору и растерянно заметался. Метрах в сорока от сарая Курису успел пронзить ему спину.
На Муфинэ Эцуро напоролся кореец со страшной раной через все лицо, видно, от сабельного удара. Муфинэ выстрелил и попал, бежавший завалился на бок. Но когда к нему подбежали, он встал и двинулся прямо на Нагаи Котаро. Кровь заливала ему лицо, он уже ничего не видел перед собой, обезумев от страха и боли. Нагаи встретил его сабельным ударом...
– Не пропусти! Не пропусти!
– Это кричал Хосокава из окна вслед босому человеку в пиджаке. Митинака Тадао прицелился и выстрелил, но похоже было, что промахнулся, и беглец стал приближаться к зарослям. Ему наперерез бросилось несколько человек, однако Хосокава оказался ловчее. Он легко, не выпуская короткой сабли из рук, перебросил свое тело через подоконник и раньше других достал бежавшего ударом. Другие уже добивали.
Из сарая вывели Ямамото. След сабельного удара тянулся у него через всю спину, кровь текла по щеке, левой рукой он придерживал правую, которая, видно, была повреждена. К нему подскочил Киосукэ Дайсукэ.
– Ну что, больно? Больно или нет?
Киосукэ Дайсукэ, несмотря на свою плотность, прыгал вокруг израненного Ямамото. Он походил бы на мальчишку в уличной драке, желающего непременно досадить своему противнику, был бы вдругорядь просто смешон в своей излишней суете и крикливости, если бы не окровавленный вид подрядчика.
– Мне все равно, – отрешенно ответил Ямамото.
– Тебе не больно! – разъярился Киосукэ и пырнул корейца кинжалом в бок. – Тебе все равно!
Ямамото по-прежнему стоял.
– Ему не больно, ему все равно! – взвизгнул Киосукэ. – Бейте его!
Бросились бить. Били даже тогда, когда он рухнул и перестал подавать признаки жизни.
В бараке оставался еще один живой кореец.
– Выходи! – приказал ему Морисита. – Мы сохраним тебе жизнь.
Кореец повиновался. Прижимая руки к груди, он стал просить о пощаде. Он шел потихоньку, затравленно озираясь и надеясь на чудо. Пронзенный смертельным страхом, он лепетал как в бреду:
– Я не виноват, я ни в чем не виноват...
Когда он поравнялся с Хасимото Сумиеси, кто-то крикнул:
– Убей его!
Хасимото растерялся. Тогда Хосокава взмахнул саблей и грубо выругался. Хасимото показалось, что сэнсэй, свирепый учитель Хосокава, замахнулся саблей прямо на него, и он ударил молившего о пощаде корейца кинжалом в грудь.
Хасимото почувствовал невесть откуда взявшуюся злобу на свою покорную жертву. Лучше бы он убегал, тогда бы за ним погнались другие, кто ловчее Хасимото, они бы и убивали. Подавляя отвращение, Хасимото вонзил кинжал второй, потом и третий раз. Его поразило, как быстро стало мертветь тело корейца. Так и не закрылся расширенный рот, из глубины зева неприятно высунулся окрашенный кровью язык. Бил в грудь, а в крови оказался язык...