Шрифт:
Нет, не случайно именно Нагаи Котаро был одним из самых деятельных участников убийства в Урасима, потом в сарае Конбэ. Если уж не там, в Китае, то тут, в Мидзухо, он доказал, что достоин врученной медали.
К вышесказанному следует добавить, чем обернулась для многих народов Великая Восточноазиатская война, начавшаяся 7 декабря 1941года нападением на американскую военно-морскую базу Перл-Харбор. Цель ее, по словам императора и премьер-министра, состояла в том, чтобы, прогнав европейских колонизаторов, создать Великую Восточноазиатскую сферу взаимного процветания.
Практически это обернулось тем, что на обширных просторах Азии, включающих в себя Бирму, французский Индокитай, Малайский полуостров, Филиппины, Голландскую Ост-Индию, Новую Гвинею, закончилось господство западных колонизаторов и наступило господство японских оккупантов. С Филиппин Япония получала хром, медь, железо, магнезию, из Бирмы – свинец, кобальт и вольфрам, из Таиланда и французского Индокитая – резину и олово, из Малайи – бокситы. При этом японцы устанавливали свои цены – грабительские. В Индокитае японская армия отбирала по своему желанию урожай риса у крестьян. Во всех странах лучшие дома и отели отдавались оккупационной армии, школы превращали в казармы.
Историки отмечают: по всей Азии и в Тихоокеанском регионе японские солдаты отличались исключительно плохим обращением с местным населением. По малейшему подозрению оно подвергалось физическому насилию. Достаточно сказать, что тех, кто слушал тайком радиопередачи союзников, убивали. После захвата Сингапура японские оккупационные власти арестовали более 70 тысяч проживавших там китайцев. Тысячи этих людей, виновных лишь в том, что они были китайцами, связали вместе, вывезли на середину гавани и выбросили за борт.
Не поддается описанию мера страданий, обрушившихся на долю женщин на оккупированных территориях. Юных кореянок (многим из них не было и 15 лет) нанимали на шахты, а отправляли в примитивные армейские бордели. Подобная участь ждала китаянок, филиппинок, малайек, голландок. В целом в армейских борделях императорской армии оказалось до 250 тысяч женщин. Десятки тысяч из них погибли от болезней и голода, других японские солдаты застрелили или закололи штыками в последние дни войны.
Последние жертвы
Он в горло ей вонзает нож.
Удар неточен.
Она руками ловит воздух,
Бьет по земле ногами –
Мучительная судорога боли.
Тикамацу Мондзаэмон.
«Масляный ад».
Эти молодые ребята – Хосокава Такеси и Чиба Моити – с роковой беспечностью спешили навстречу своей участи.
21 августа, после погрома в Урасима, они к вечеру ушли в горы, к своим эвакуированным семьям, и там переночевали. Встали, как и все деревенские юноши, рано, позавтракали, а дальше заняться было решительно нечем. Они слонялись по распадку, ловили рыбу в ручье, даже залазили на сопки, чтобы с высоты посмотреть, что видно в округе. Их все тяготило, им хотелось улизнуть, искали лишь повод. А тут уже который день роились слухи о том, что японские власти должны их вывезти на Хоккайдо. При отсутствии официальных сведений такие новости рождаются сами по себе. Людям, сорванным с места, хочется услышать то, что обнадеживает. Юношам прямо-таки загорелось сбегать в деревню и узнать обо всем, когда и куда ехать, каким способом придется эвакуироваться. На самом же деле их манила острота момента, хотелось пройтись по краешку неизвестного, дотронуться своими руками до чего-то необычного... С тем и пошли в Мидзухо.
Расстояние в десяток километров кажется пустяковым для молодых ног, если они шагают по знакомому распадку. Дорога вьется среди пестрых густых трав, за каждым поворотом юношей ждет знакомая поросль березняка, заросли ольхи, одинокие разлапистые вязы, стайки неприступных строгих елочек, сплошная стена тонких ветел, растущих на болоте.
Вот наконец и мост. Рудака-гава быстро мчит свои воды, а в противоположном направлении буравят течение изящные крупные рыбины.
Над долиной, над деревней нежилась тишина, все было так привычно, так знакомо, что им верилось, несмотря на войну и возможное появление русских, в благополучный исход. С ними ничего не должно случиться! Но именно с ними и случилось.
Часу в четвертом дня, побывав в деревне, они очутились в доме Мориситы. На их вопросы мог бы ответить кто-нибудь в центре деревни, допустим, староста или полицейский, но они вернулись именно к Морисите. Влекло не только родство душ. Здесь скорее, чем в другом месте, Хосокава Такеси мог встретить брата. В Морисите и Хосокаве они видели людей действия, решительных, напористых, смелых. В то время как все, в том числе староста и полицейский, отсиживались дома, наставники юношества оказались образцовыми патриотами. Они действовали, боролись! Сильные характеры магнитом притягивали юношей.
Морисита был не один. За столиком сидели Хосокава Хироси и плотный Киосукэ Дайсукэ. Ребят усадили рядом. Последовал вопрос: как там, в сопках, обитают эвакуированные семьи? Молодые люди ответили односложно. Какая там жизнь, если скучно.
Морисита, не задумавшись ни на секунду, нашел им дело.
– Останетесь ночевать здесь. Ночью надо будет убить женщину и детей.
Он подождал, не последует ли со стороны юношей каких-либо вопросов или возражений. Вопросов не было, возражений тоже. Все равно Морисита счел нужным добавить: