Шрифт:
Наконец из барака вывели женщину. Одета она была в синее шелковое чогори – национальное платье, такого же цвета, лишь немного темнее, момпэ – шаровары; из-за ее спины, из оби – темно-вишневых лямок – выглядывала головка маленького ребенка, завернутого в синие, как материнское платье, пеленки. На руках женщина держала девочку, которой было годика два. На девочке была светло-синяя шелковая рубашонка и шелковое коричневое момпэ. Ее тонкие ручонки впились в материнскую одежду, она пряталась за голову, лишь глаза дико взирали. За руку женщина держала мальчика лет пяти. Личико его было измазано слезами, белая рубашечка спереди испачкана только что, короткие темные штанишки придавали ему вид неоперившегося птенца, выброшенного ветром из уютного гнезда. За материнское чогори цеплялись еще две девочки, старшей из которых было лет девять. Девочки различались лишь блузочками – розовой и белой, а момпэ было синее, как у матери. Дети мелко-мелко семенили, ужас переполнял их глаза, внутренние рыдания продолжали сотрясать их.
Это была Иосино, жена только что убитого Ямамото, и их дети. Мимо мертвого отца, не заметив, они прошли в двадцати шагах.
Неизвестно, как они сумели одеться в той кровавой кутерьме, как выдержали их сердечки, как устояли, не подкосились их тоненькие ножки. Но и женщина, и дети с их яркими одеждами, словно снятые с цветной картинки, явили неожиданный контраст только что случившемуся кровавому побоищу и смутили всех присутствующих. Никто не шевельнулся, не произнес ни звука.
Морисита приказал жителям Урасима идти домой, а тем, кто жил поближе, в Хатигосен, велел закопать трупы.
– Этих, – показал на женщину и детей, – я беру на себя.
Кажется, все вздохнули с облегчением, когда Морисита увел женщину и маленьких пленников.
Распоряжаться дальше стали Курису Набору и Касивабара Дзюнси. Из барака выволокли на одеяле труп женщины лет сорока, стряпухи Сиосунды Сейкити, с длинной резаной раной на ноге и окровавленным боком. Следом вынесли труп мужчины. У него было изувечено лицо и разбит пах, отчего брюки набухли кровью. Их оттащили в кусты, за глухую стену барака. Принялись убирать корейца, убитого Хасимото Сумиеси, но вдруг над долиной стал нарастать гул, переходящий в воющий свист.
В утреннем небе, соприкасаясь с первыми солнечными лучами, показались над долиной три краснозвездных самолета. Казалось, они летели прямо на барак, на участников набега и видели в деталях все, что делалось на земле. Японцы бросились в кустарник и замерли.
Лишь после того как гул затих, они, на сей раз не выполнив приказа Мориситы, поспешили сначала домой, потом к месту эвакуации своих семей.
* * *
Из протокола допроса обвиняемого Хосокавы Хироси 22 августа 1946 года.
«Вопрос: Данные судебно-медицинского исследования эксгумированных трупов корейцев свидетельствуют о том, что все совершенные вашей группой убийства носили характер зверств. Вы это подтверждаете?
Ответ: С актами судебно-медицинского исследования трупов я знаком, однако я не могу признать за собой вину в том, что убийства, совершенные нами, носили характер зверств. Убивая корейцев, мы не ставили своей целью причинить какие-либо мучения. Убийства в основном совершены саблями, вы сами понимаете, что с одного удара убить трудно, тем более что человек сопротивляется и убегает. Поэтому вместо одного удара наносили больше, т. е. до тех пор били, пока человек не умирал... Мы не думали, что эти убийства носят характер зверств, нам надо было убить корейцев, и мы их убивали, а как убивать, мы не задумывались. Важно было, чтобы все корейцы были убиты».
Из акта комиссии судебно-медицинской экспертизы
«Яма № 5. На глубине 50 см глинистой влажной почвы зарыт труп, одетый в темно-синюю летнюю одежду... При исследовании установлено: труп мужского пола в возрасте 30-40 лет, имеет множественные раны остро рубящим предметом на черепе. В левой паховой области большой дефект с разрушением тазовых костей, множественные раны груди, перелом всех ребер слева...
Яма № 6. На глубине 20 см лежит вниз лицом труп... мужчины в возрасте 30-35 лет. На черепе две рубленые раны, проникающие в полость черепа, правая надбровная дуга срублена, правая ключица переломлена.
Яма № 7. В центре ямы забит березовый кол... На глубине 20 см обнаружен труп, одетый в летнюю одежду, черные брюки и пиджак... Труп в стадии сильного разложения, на черепе рубленая рана, проникающая в полость черепа. Кости груди имеют множественные переломы».
Медаль Нагаи Котаро
К моменту вступления японской армии в город (Нанкин) утром 13 декабря 1937 года всякое сопротивление прекратилось. Японские солдаты бродили по городу, совершая различного рода зверства. Многие солдаты были пьяны. Они ходили по улицам, без разбора убивая китайцев – мужчин, женщин и детей, пока площади, улицы и переулки не были завалены трупами. Насиловали даже девочек-подростков и старух. Многих женщин, изнасиловав, убивали, а их тела обезображивали. После ограбления магазинов и складов японские солдаты часто поджигали их.
Из приговора Международного военного трибунала
для Дальнего Востока. 1948 г.
Давайте не обойдем вниманием одну деталь в материалах следствия и суда, она лишь на первый взгляд кажется малозначащей. Это медаль Нагаи Котаро, которой он был награжден за войну в Китае.
Служба его проходила в г. Цицикар, что в Маньчжурии. На следствии он скромно замечает, будто сам не знает, за что ее получил. Никаких подвигов не совершал, такой медалью награждали всех, кто служил в Китае. Да и вручили награду уже тогда, когда срок службы закончился и он стал жить в деревне Мидзухо.