Шрифт:
Преодолевая слабое сопротивление китайцев, японская армия растекалась по плодородным долинам Маньчжурии. В начале февраля 1932 года японцы вступили в Харбин. Город еще до революции имел торговлю с Россией, и здесь проживало немало русских. Эмиграция значительно пополнила русское население города, достигшее к описываемому времени почти ста тысяч. Именно русские, настрадавшись от притеснения китайских чиновников, самых наглых взяточников, вышли на улицы Харбина с японскими флажками и встретили «освободителей» криками «банзай».
Однако уже через несколько дней русские начинают искать пути бегства из Харбина, из Маньчжурии. Вслед за завоевателями из Японии хлынули массы «советников», «консультантов». Это содержатели публичных домов, торговцы наркотиками, контрабандисты, авантюристы. Они вдруг становятся важными персонами, получая неограниченную власть. Первым делом они заводят себе наложниц, чаще всего русских женщин. По их приказу подвергают аресту богатых горожан и требуют выкупа. По улицам шляются ватаги японских бродяг, разбойников, их по-японски называют «ронин». Они грабят магазины, дома, бесчинствуют, насилуют женщин.
Как-то в Харбине вышли на прогулку жена и дочь служащего КВЖД, русские. Среди бела дня они неожиданно были схвачены компанией молодых головорезов. На призывы о помощи не отозвался никто, и их затащили в соседний дом, где сначала потешались над матерью на глазах дочери, потом над дочерью на глазах матери. Но на этом их беды не кончились. В полицейском участке, куда они пошли пожаловаться, их сначала подвергли такому же насилию, а затем отправили в тюрьму за незаконное занятие проституцией. Впрочем, случай этот не самый ужасный. Многие люди исчезали неведомо куда, и никто не знал, что они пережили перед смертью.
Один из деятелей русской эмиграции, Петр Балакшин, оставил любопытные записи о действиях японской разведки. Японцы подбирали себе агентов для подрывной работы против СССР, совершенно не стесняясь в выборе средств вербовки. Молодых людей сначала арестовывали, содержали в каземате, подвергали пыткам. Одной из распространенных пыток была следующая: в организм через нос вливали воду, смешанную с керосином. Для разведывательных органов была даже составлена специальная инструкция, где рекомендовались различные приемы пыток. Вот некоторые из них:
– заставлять сидеть прямо и неподвижно;
– заложив между пальцами по карандашу, связать концы пальцев веревкой и шевелить их;
– положив допрашиваемого на спину (ноги поместить немного выше), капать одновременно воду в нос и в рот;
– положить допрашиваемого боком и топтать его щиколотку;
– ставить под полку, где допрашиваемый не может разогнуться.
При этом очень важно было принять меры, чтобы не слышали криков.
В апреле 1932 года неизвестными (видимо, китайскими партизанами) был взорван мост, произошло крушение поезда, погибло 192 японских солдата, свыше трехсот оказались ранеными. Для расследования прибыла масса следователей, инспекторов, сыщиков, пошли повальные аресты. Ни в чем не повинных людей расстреливали без суда и следствия. Японские солдаты, которых прислали «для поддержания порядка», творили пьяные кровавые бесчинства. Дома обыскивали, грабили, поджигали. В людей стреляли ради потехи. Молодых девушек, даже совсем девочек, насиловали группами и в одиночку. Некоторых из них потом находили мертвыми.
А в это время в самой Японии типографские машины тиражировали лозунги и призывы: «Война – отец созидания и мать культуры!», «Маньчжурия и Монголия – жизненная линия Японии!», «Защитим достояние, завоеванное кровью наших отцов и дедов!», «В Маньчжурии бескрайние земли! Крестьяне, переселяйтесь в Маньчжурию!», «Спасем Маньчжурию и Монголию от красной угрозы!».
Чем неистовее шумела пресса по поводу «жизненной линии Японии», тем прочнее мародерства, грабежи, насилия становились повседневностью, образом жизни в Маньчжурии.
Далее логика войны повела японские армии на территорию собственно Китая. 7 июля 1937 года они без боя обошли Великую Китайскую стену. Об этой войне сами японцы в шестидесятых годах издали книгу «Санко». Слово это обозначает дословно «три подчистую» – первым идет глагол повелительного наклонения: истребляй, сжигай, разоряй подчистую. В книге были опубликованы воспоминания участников войны в Китае. Вот некоторые извлечения. Дневники генерала Никадзимы содержат записи: «Наше дело – не брать пленных, даже если их придется убивать одного за другим... Одно лишь подразделение убило 15 тысяч китайцев. Командир артиллерийской батареи приказал солдатам уничтожить 1300 человек. Около 8 тысяч китайцев было собрано в одном месте и ликвидировано...»
А вот признания других участников. Трое китайских рабочих «шатались по улице» у японского штаба. Военные жандармы двум отрубили головы, третьего прооперировал военный хирург капитан Огасавара. Тем же самым мечом, которым только что казнили двух рабочих, он достает из тела еще живого человека то один, то другой орган, демонстрируя их жандармам... При прочесывании незнакомой местности японские солдаты обнаруживают спрятавшегося китайца. Солдаты вколачивают в него гвозди, офицер рассекает лицо самурайским мечом... Мужчину средних лет пытают раскаленными добела щипцами... Японский солдат тащит молодую китаянку, чтобы изнасиловать. У нее плачет грудной ребенок. Солдат бросает его в котел с кипящей водой... Японские артиллеристы в стереотрубу видят праздничную предновогоднюю торговлю на площади. Чтобы поживиться, они открывают огонь по толпе. Офицер, получив долю награбленного, упрекает подчиненных: «Вам не удалось первым же снарядом поразить центр рынка...». В небольшой деревне командир роты, прозванный «рубителем голов», дает солдатам полную волю: крестьян бьют сапогами в лицо, колют штыками, саблями. Один из офицеров демонстрирует утонченный метод рубки голов под названием «блестящий»... Наконец, еще одно обвинение японской военщине в жестокости и бесчеловечности.