сферах деятельности, как экономика, политика, медицина, журналистика

– возникает стремление создавать специальные «этики», то обычно не

обсуждается вопрос о том, каковы социальные механизмы, которые поз-

волили бы им стать действенными. В дискуссии о социальной этике с

представителями Франкфуртской школы Луман выступает как радикаль-

ный критик этического подхода в социологии:

«Об этике говорят, чтобы поддержать иллюзию, будто для сложных

случаев существуют разумно обосновыванные и практичные правила ре-

шения. В действительности эта этика имеет функцию утопии в точном па-

радоксальном смысле утопии Томаса Мора. Она обозначает топос, кото-

рый нельзя найти, место, которого не существует. Под именем этики об-

195

щество создает себе возможность ввести негацию системы в саму систему

и возвышенно говорить об этом».344

В условиях кризиса религиозного сознания и господства массмедиа

мораль становится «только» моралью: она теряет свой космологический и

магический фундамент, возможность апеллировать к силам и духам зла, к

осуждению нечистого, отвратительного. Чтобы следовать морали или

нарушать ее, подыскиваются обоснования рациональные, а для возмож-

ного осуждения илипоощрения морали остается лишь область мотивов

поведения. Начиная с 17-го века происходит деонтологизация морали, вместе с этим – делегитимизация традиционных моральных понятий –добродетели, греха и т.д. Но особенно чувствительно на общество дей-

ствует потеря религиозного обоснования, а с ним и стабильности морали.

С 18-го века мораль получает политически-подрывные и «эманси-

паторские» функции. К морали апеллируют, чтобы утвердить религиоз-

ную толерантность. Все это совершенно объяснимо в условиях, когда

доминируют специализированные коммуникационные медиа, которые не-

конгруэнтны друг другу и не поддаются моральному кодированию, по-

скольку не могут нарушать логику собственного функционального коди-

рования. Мораль оказывается иррелевантной по отношению к этим кодам.

Искусные политики, собственники, исследователи не должны наделяться

моральным предметом только в силу своего профессионализма, а с дру-

гой стороны, безвластных политков, бедных собственников, неудачных

любовников общество не должно подвергать моральной обструкции, счи-

таетЛуман.

Мораль не связана ни с особой областью применения, ни с деятель-

ностью специалистов, как в других сферах: она предполагает вовлечение

индивидов в общественную коммуникацию вообще. Этим обусловлен экс-

прессивный стиль морали, которая помимо добра и зла не имеет «третьей

ценности» и не остается нейтральной даже в тех случаях, когда речь

идет о действительно нейтральных для общества вещах.

Моральная коммуникация, формирующая общественные ожидания, безусловно, - ключевой элемент для возможности двойной контингентно-

сти. Но требуется учитывать особую ситуацию, которой харектиризуется

344 Там же. С. 405.

196

в современном обществе положение морали как медиума. Медиум, обра-

зующий пространство для «слабых соответствий», сохранял бы свою ста-

бильность и релевантность, если бы имелись формы «сильных соответ-

ствий». Вследствие индидвидуализации морали утрачивается простран-

ство для «сильных соответствий», для жестких моральных форм, строгих

и конкретных моральных критериев. Несмотря на распространение мо-

рального аргументирования на всех уровнях и во всех формах обще-

ственной коммуникации (особенно в отношении средств массовой комму-

никации, например, телевидения), релятивизация моральных норм ведет

к нестабильности и утрате влияния конкретных моральных форм.

«Различие медиального субстрата (слабых соответствий) и меди-

альной формы (сильных соответствий) полностью исчерпано, и это ведет

к одновременности консенсуса и дисссенса, стабильности и нестабильно-

сти, необходимости и контингентности в моральной коммуникации».345