Нсколько возгордившись успхомъ этой первой пробы, я ршился, наконецъ, въ начал слдующаго 1783 года, впервые предать свои трагедіи страшному испытанію печатанія. Самый процессъ изданія показался мн мало пріятнымъ, но я вполн оцнилъ вс прелести этого дла, когда на опыт узналъ, что такое литератз'рная вражда и дрязі'и, козни книгопродавцевъ, приговоры журналистовъ, болтовня газетъ, однимъ словомъ, вс т тяжелыя испытанія, которыхъ не можетъ избжать печатающійся авторъ, Все это до сихъ поръ оставалось мн неизвстнымъ въ такой степени, что я даже не зналъ о существованіи литературныхъ журналовъ, печатающихъ критическія статьи. Вотъ какъ я былъ неотесанъ, неопытенъ и совершенно наивенъ въ ремесл писателя.

Ршивъ печататься, и видя, что въ Рим не оберусь хлопотъ отъ придирчивой цензуры, я написалъ въ Сіену своему другу съ просьбой взять на себя заботы объ этомъ дл. Онъ взялся съ величайшимъ рвеніемъ, вмст съ нсколькими своими друзьями и знакомыми, общавъ мн, что за всЬми присмотритъ лично и будетъ прилежно и неустанно торопить типографа. Для перваго раза я отважился рискнуть только четырьмя первыми изъ моихъ трагедій, и послалъ ихъ моему другу въ рукописи, безупречной со стороны почерка и орографіи, но, зъы, еще очень несовершенной со стороны легкости, изящества

и ясности стиля. Въ споей невинности я полагалъ, что когда авторъ сдалъ свою рукопись типографу, его дло сдлано. Позже я на горькомъ опыт узналъ, что тогда то вновь и начинается для него серьезный трз– дъ.

Въ теченіе, по крайней мр, двз'хъ мсяцевъ, какъ длилось печатаніе этихъ четырехъ трагедій, я находился въ Рим какъ бы на горячихъ угольяхъ и постоянно испытывалъ нетерпливый трепетъ и какзчо-то зчметвен-ную лихорадку; неоднократно я готовъ былъ поддаться искушіенію отступить и взять назадъ изъ типографіи свою рукопись. Наконецъ, я полугнилъ въ Рим одну за дрз'гой вс четыре трагедіи, изданныя очень хорошо, безъ всякихъ опечатокъ, благодаря стараніямъ моего друга, но напечатанныя очень грязно, какъ всякій можетъ утб-диться,—это вина типографа, и варварски версифициро-ванныя, какъ я з’сплъ съ тхъ поръ убдиться,—вина автора. Ребяческая забава, состоявшая въ томъ, что я ходилъ изъ дому въ домъ по Риму и всюду оставлялъ хорошо переплетенные томики своей книги, съ цлью добиться одобренія, это ребячество отняло у меня не мало дней и сдлало смшнымъ даже въ моихъ собственныхъ глазахъ. Между прочимъ, я преподнесъ свою книгу тогдашнему' пап Пію VI, которому’ былъ з7же представленъ за годъ передъ тмъ, поселившись въ Рим. Я долженъ сдлать здсь признаніе въ томъ, какъ я опозорился при этой аудіенціи. Я не питалъ слишкомъ большого ува-женія къ санзт папы; еще мене было его у меня къ Враски *), какъ писателю, ибо лучше молчать о его заслугахъ въ этой области. И, тмъ не мене, я явился къ пап и торжественно преподнесъ ему свою книгу; онъ благосклонно принялъ ее, раскрылъ и отложилъ на столикъ, высказавъ мн много похвалъ; при этомъ не позволилъ облобызать ему ногу, но самъ поднялъ меня,—я былъ предъ нимъ на колняхъ,—и въ этой смиренной поз съ отцовской снисходительной лаской потрепалъ меня по

Фамилія Пія VI.

щек; боле того -тотъ самый Альфіери, который з'же вынашивалъ въ душ свой горделивый сонетъ о Рим, отвчалъ тогда со слащавой лестью царедворца на комплименты, какими милостиво осыпалъ его римскій первосвященникъ по поводу представленія „Антигоны", о которой онъ, по его увреніямъ, слышалъ лучшіе отзывы; и выбравъ моментъ, когда папа спрашивалъ меня, намренъ ли я еще писать трагедіи, и хвалилъ это благородное и прекрасное искзюство, я отвчалъ емз^, что у меня ихъ написано уже много, и въ числ ихъ „Саулъ", сюжетъ котораго, почерпнз'тый изъ священнаго писанія, даетъ мн смлость просить зт Его Святйшества позволенія посвятить ему это произведеніе. Папа съ извиненіемъ отклонилъ мою просьбу, сказавъ, что не можетъ принять посвященіе никакого драматическаго сочиненія, какого бы оно ни было рода, и я ни слова не возразилъ ему. Сознаюсь, что я испыталъ тогда два закола самолюбія, которые были очень различны, но оба одинаково заслужены. Первый—обида отказа, на который я самъ напросился; второй—горькое сознаніе, что я вынзгжденъ З'важать себя меньше, чмъ папу, если я имлъ низость, слабость или двоедз'шіе (къ такому поступкз7 побудила меня, разумется, одна изъ этихъ причинъ, если только не вс вмст) выразить свое почтеніе, посвящая ему трагедію—человку, котораго я считалъ много ниже себя въ отношеніи дйствительныхъ заслугъ. Однако, хочу, если не для оправданія, то, по крайней мр, для объясненія этого кажущагося или дйствительнаго противорчія между моими постзгпками и моими убжденіями изложить здсь съ полной искренностью единственное и истинное основаніе, которое заставило меня проститзшровать котурну передъ тіарой. Вотъ это основаніе. Священники съ нкотораго времени стали распространять слухъ, исходящій изъ дома шз’рина моей возлюбленной, что онъ и вс его приближенные очень косо смотрятъ на мои слишкомъ частые визиты къ его золовк; и такъ какъ ихъ враждебность съ каждымъ днемъ увеличивалась, я заду-

малъ цною лести предъ папой оградить себя впослдствіи отъ преслдованій, которыя з’же предчз'вствовалъ, и которыя, дйствительно, меньше, чмъ черезъ мсяцъ разразились надъ моей головой. Я считалъ также, что представленіе „Антигоны" вызвало слишкомъ много толковъ обо мн въ обществ и зшеличило этимъ число моихъ враговъ. Если я допз'стилъ тогда низкій и нечестный по-•стз'покъ, то побужденіемъ моимъ была одна любовь; и пусть кто-нибудь посмется надо мной, если это возможно, но пусть и зазнаетъ во мн себя. Я могъ бы не извлекать этотъ случай изъ потемокъ, гд онъ схороненъ. Но мн захотлось разсказать о немъ, чтобы онъ послужилъ урокомъ и для дрзтихъ. Стыдъ мшалъ мн до сихъ поръ повдать о немъ кому-нибудь вслухъ. Я разсказалъ объ этомъ лишь своей Дам, спустя нкоторое время. Я коснулся его также съ цлью з'тшить современныхъ авторовъ, которыхъ несчастныя обстоятельства принуждаютъ обезчещивать себя и свои творенія лживыми предисловіями; я хочз' также, чтобы недоброжелатели мои могли сказать съ извстной долей правильности, что если я не дошелъ до полнаго паденія отъ такихъ продлокъ, то это забота сзщьбы, не пожелавшей, чтобы я сдлался подлецомъ или казался бы имъ.

іо мая.

Въ апрл 1783 г°Да супругъ моей Дамы опасно заболлъ во Флоренціи. Братъ кардиналъ тотчасъ отправился къ нему, желая застать въ живыхъ. Но болзнь ушла также быстро, какъ пришла, онъ выздоровлъ и былъ вн всякой опасности. Во время выздоровленія кардиналъ оставался во Флоренціи около двз^хъ недль, и священники, которыхъ онъ привезъ съ собой изъ Рима, посовтывавшись съ флорентійскими, ршили отъ имени мзтжа поставить на видъ кардиналу и з'бдить его, что онъ не можетъ и не долженъ дозволять дольше невстк въ Рим, въ собственномъ дом, жить такъ, какъ она живетъ. Я не выступаю здсь съ апологіей образа

жизни, котораго придерживаются въ Рим и всюду въ Италіи почти вс замужнія женщины. Ограничусь замчаніемъ, что поведеніе моей Дамы на мой взглядъ было не только не ниже, а выше того, что обыкновенно практикуется въ Рим. Прибавлю, что неправота мужа, его грубая, гнусная манера обращенія съ ней были извстны всему свту. Тмъ не мене я сознаюсь здсь изъ любви къ истин и справедливости, что мужъ, шуринъ и вс священники съ своей стороны имли достаточныя причины не одобрять моихъ слишкомъ частыхъ посщеній ея дома, хотя послднее и не выходило изъ границъ приличія. Но что меня выводило изъ себя, это усердіе священниковъ, единственныхъ двигателей въ этой интриг,усердіе, въ которомъ не было ничего евангельски чистаго отъ свтскихъ побужденій, потомз' что многіе изъ нихъ въ то же время собственнымъ печальнымъ примромъ служили какъ бы похвалою моему поведенію и сатирой на самихъ себя. Ихъ гнвъ не былъ порожденіемъ искренняго благочестія и строгой добродтели, а лишь коварствомъ и мстительностью.

Едва вернувшись въ Римъ, пуринъ заявилъ моей Дам черезъ своихъ священниковъ, что онъ твердо ршилъ вмст съ братомъ положить конецъ моимъ частымъ посщеніямъ его дома, и что съ своей стороны онъ не станетъ ихъ больше сносить. Затмъ этотъ горячій и безразсзтд-ный человкъ, какъ бзщто это и было наиболе достойнымъ отношеніемъ къ происходящему, вызвалъ скандальную болтовню по всему городу, самъ говорилъ объ этомъ со многими и добрался со своими стованіями даже до папы. Прошелъ слзгхъ, что папа далъ мн совтъ или приказаніе покинуть Римъ; въ дйствительности этого не было, но онъ легко могъ сдлать это, по милости италійской свободы. Тогда, вспомнивъ, какъ въ академіи, много лтъ назадъ, нося парикъ, какъ я уже говорилъ, я предз’пре-дилъ враговъ, снявъ его раньше, чмъ они стащили бы его силой; также и теперь, предваряя оскорбительное изгнаніе изъ Рима, я ршилъ ухать самъ. Я отправился