Изъ Болоньи, все такъ же проливая слезы и сочиняя, стихи, я отправился въ Миланъ. Тамъ я оказался вблизи моего дорогого аббата Калузо, пріхавшаго провести нкоторое время у своихъ племянниковъ въ ихъ прелестномъ замк Мазино, находившемся по близости отъ Верчелли. Я провелъ съ нимъ пять или шесть дней; туттъ мн пришло въ голову, что я нахожзюь почти у самыхъ воротъ Турина, и мн стало совстно не заглянуть туда и не обнять сестры. Я захалъ къ ней на одну ночь вмст съ дрз7– гомъ и на слдующій день къ вечерз' мы вернзглись въ Мазино. Я покинулъ свою родинз7 со времени отказа отъ имущества и хотлъ заставить поврить, что сд-

лалъ это съ цлью боле не возвращаться. Поэтому я ни за что не хотлъ, чтобы меня тамъ такъ скоро увидали, особенно при двор. Вотъ почему я лишь мелькомъ погостилъ у сестры; это мимолетное посщеніе, которое многіе сочтутъ, можетъ быть, чудаческимъ, представится инымъ, если знать его причины. Прошло уже шесть лтъ, какъ я покинз’лъ Туринъ, гд не чувствовалъ себя въ безопасности, не имлъ ни покоя, ни свободы, и теперь я не долженъ былъ, не хотлъ, не могъ пробыть здсь дольше.

Изъ Мазино я скоро вернзчіся въ Миланъ, гд провелъ еще почти весь іюль. Я довольно часто встрчался въ это время со своеобразнымъ авторомъ „Утра1-, этимъ истиннымъ предшественникомъ будущей итальянской сатиры. Этотъ знаменитый и образованный писатель научилъ меня терпливо отыскивать нзокньія выраженія и настойчивому желанію найти ихъ, такъ какъ отсутствіе этихъ способностей было причиной важнйшихъ недостатковъ въ стил моихъ трагедій. Съ чисто отеческой добротой Парини давалъ мн разные совты, по правд сказать,, по маловажнымъ предметамъ, которые въ совокзшности своей не могутъ создать того, что зовется стилемъ, а образуютъ лишь нкоторые его элементы. Относительно же того, что представляетъ главнйшій, если не единственный порокъ стиля, и до чего я не могъ тогда дойти собственнымъ размышленіемъ—относительно этого ни Парини, ни Чезаротти ничего не умли сказать мн; и не они одни, но и ни одинъ изъ заслуженныхъ писателей, которыхъ я постилъ и разспрашивалъ съ жаромъ и скромностью новичка во время моего путешествія по Ломбардіи. И лишь гораздо позже, посл многихъ лтъ труда и колебаній, мн задалось самому понять, въ чемъ заключается этотъ порокъ и пришлось самому пытаться згстра-нить его.

Бъ общемъ мои трагедіи имли большій успхъ по ту сторону Аппенинъ, чмъ въ Тоскан; даже стиль ихъ встртилъ тамъ мене яростныхъ и боле просвщенныхъ критиковъ. То же было въ Рим и Тоскан среди

небольшого кружка лидъ, которыя удостоили прочесть мои книги. Повидимому, Тоскана обладаетъ древней при-виллегіей такимъ страннымъ образомъ ободрять писателей Италіи, когда они пишутъ не для шутки.

Глава XI.

Я ПЕЧАТАЮ ЕЩЕ ШЕСТЬ ТРАГЕДІЙ.—КРИТИЧЕСКІЕ ОТЗЫВЫ О ЧЕТЫРЕХЪ ПЕРВЫХЪ,—ОТВТЪ НА ПИСЬМА КАЛЬСАБИДЖИ.

Въ первыхъ числахъ августа я ухалъ изъ Милана и возвратился въ Тоскану. Я похалъ новой, замчательно живописной и красивой дорогой, черезъ Модену и Пистойю. Въ пзпги я впервые попробовалъ заключить въ эпиграммы поэтическую желчь, освшую на моемъ сердц. Я былъ глубоко убжденъ, что если языкъ нашъ бденъ сатирическими, язвящими, остро отточенными эпиграммами, то не его въ томъ вина; ибо его клювъ и когти достаточно остры, а мткости, точности и энергіи въ немъ столько же, и даже больше, чмъ въ любомъ другомъ язык. Флорентинскіе педанты, къ которымъ приближалъ меня каждый часъ пути по направленію къ Пистой, доставляли мн богатый матеріалъ для упражненія въ этомъ новомъ для меня искусств. Во Флоренціи я остановился на нсколько дней и постилъ нкоторыхъ изъ этихъ господъ, нарядившись въ овечью шкур}" цль моя была—научиться чему-нибудь или добыть сюжеты для сатиры. Перваго я не достигъ, зато собралъ богатую жатву для насмшекъ.

Эти скромные мудрецы недвусмысленно внушали мн, что если бы передъ печатаніемъ я отдалъ имъ свою рз'-копись для исправленія, мои произведенія были бы отличны. Они наговорили мн еще тысячу тонко сдобренныхъ колкостей. Я терпливо разспрашивалъ ихъ, въ чемъ погршилъ противъ чистоты и точности языка,.

противъ священныхъ правилъ грамматики, гд они находятъ въ моихъ стихахъ солецизмы, варваризмы, неправильности размра. Они плохо знаютъ свое ремесло и потому не могли заказать въ моей книг ни одной подобной ошибки, процитировавъ опредленное мсто. Я же знаю, что я не свободенъ отъ погршности противъ грамматики, но они не сумли найти ихъ. Они ограничились тмъ, что заказали на нсколько отдльныхъ словъ, по ихъ мннію, устарлыхъ, на слишкомъ краткіе, темные, неблагозвучные обороты рчи. Обогащенный столь замчательными свдніями, назгченный и просвщенный въ трагическомъ искусств мз’дростыо такихъ з’ченыхъ знатоковъ, я вернулся въ Сіену. Здсь я ршилъ продолжать подъ своимъ личнымъ наблюденіемъ печатаніе трагедій, чтобы зтсиленной работой развлечься отъ скорбныхъ мыслей. Когда я разсказалъ дрзггу объ указаніяхъ и познаніяхъ, которыя я почерпнз^лъ з’’ литератзгр-ныхъ оракзчювъ Италіи, въ особенности пизанскихъ и флорентинскихъ,—мы провели немало веселыхъ минзттъ, прежде чмъ взяться за работу по печатанію новыхъ трагедій, давшихъ педантамъ также поводъ смяться надо мной.

Я принялся за печатаніе горячо, но черезчзтръ поспшно; уже въ конц сентября, т. е. мене чмъ черезъ два мсяца, вышли въ свтъ шесть трагедій въ двз^хъ томахъ, которые вмст съ предыдущимъ томомъ, заключающимъ четыре трагедіи, образуютъ совокзшность перваго изданія. Тз'тъ на горькомъ опыт мн пришлось згзнать то, чего я не зналъ еще. За нсколько мсяцевъ передъ тмъ я познакомился съ газетами и журналистами. Теперь мн пришлось познакомиться съ цензорами рз^копи-сей, инспекторами типографій, наборщиками, печатниками и метранпажами. Послднія три категоріи можно, по крайней мр, смягчить и обезвредить деньгами; но что подлаешь съ цензорами и инспекторами, духовными и свтскими? ІІоневол приходится терпть ихъ и зткро-щать посщеніями и лестью. И это не легкое дло. Для

первыхъ трагедій эти труды взялъ на себя другъ Гори. И онъ былъ готовъ возобновить ихъ для слдующихъ двухъ томовъ. Но я, пожелавъ отвдать всего понемногу на этомъ свт, ршилъ воспользоваться случаемъ, чтобы узрть хмурыя брови цензоровъ и напыщенную важность инспекторовъ. И я нашелъ бы здсь богатое поприще для смха, если бы душа моя не была повержена въ такую печаль.

Я тогда впервые въ жизни самъ правилъ корректуры; но я былъ въ то время слишкомъ истомленъ и мало способенъ проявить при исправленіи стиля моихъ трагедій то прилежное вниманіе, которое долженъ былъ бы проявить, которое могъ да и выказалъ нсколько лтъ спзютя, переиздавая ихъ въ Париж. Для исправленія стиля корректуры представляютъ самыя большія удобства, такъ какъ среди отрывковъ, отдльныхъ и оторванныхъ отъ совокупности произведеній, глазъ легче видитъ неловкія выраженія, темные обороты, нескладности стиха, однимъ словомъ, вс т маленькіе промахи, незначительные каждый по себ, которые вмст портятъ впечатлніе отъ вещи. Тмъ не мене, даже по мннію моихъ недоброжелателей, эти шесть трагедій были лучше, чмъ ихъ четыре предшественницы. Я хорошо сдлалъ тогда, что не присоединилъ къ напечатаннымъ десяти трагедіямъ оставшихся четырехъ, въ особенности „ Заговоръ Пацци“ и „Марію Стюартъ"; въ моихъ обстоятельствахъ они могли бы ухзщшить мое положеніе, а главное, доставить еще больше непріятностей той, чья е\тдьба была мн дороже своей собственной.

Тмъ временемъ утомленіе отъ исправленія корректуръ, съ которыми приходилось неистово спшить, и которыми я обычно занимался тотчасъ посл обда, вызвало у меня острый припадокъ подагры, изучившей меня цлыя дв недли; сперва я не захотлъ улечься въ постель. То былъ зокъ второй припадокъ; первый, гораздо боле легкій, случился въ Рим нсколько боле года тому назадъ. Я з'бдился на этотъ разъ, что это развлеченіе

мн сзокдено испытать еще не однажды въ теченіе жизни. Болзнь была вызвана ДВ30.ІЯ причинами: душевными горестями и чрезмрными умственными занятіями. Однако, строгая з'мренность режима, котораго я держался, згспшно противодйствовала ей. Поэтому до сихъ поръ моя болзнь обнаруживала себя рдко и сравнительно слабо.