Итакъ, я отправился въ Неаполь; я далъ общаніе,. и моя щепетильность сдлала изъ него долгъ. Эта новая; разлука для меня была еще печальне, чмъ первая, во Флоренціи. Первая разлука, на сорокъ дней, дала лишь образецъ той жестокой скорби, которая ждала меня во второй, боле долгой и боле неопредленной разлук.

Въ Неапол—и потому, что видъ этихъ чарующихъ мстъ не представлялъ для меня ничего новаго, и потом}г, что сердце мое было такъ глубоко ранено, я не нашелъ облегченія, котораго ждалъ.

Книги потеряли для меня всякое значеніе; стихи и трагедіи едва двигались. Посылать письма и получать ихъ—въ этомъ была вся моя жизнь и мысль моя могла вращаться лишь вокругъ отсутствз^ющей подруги. Каждый день я одиноко катался верхомъ по прекраснымъ берегамъ Позилиино и Байи, или по направленію къ Капз^

и Казерт, или еще гд-нибудь, очень часто со слезами на глазахъ и въ такой разбитости, что душа моя, полная любви и скорби, даже не испытывала желанья излиться въ стихахъ. Такъ провелъ я послдніе дни февраля и первую половину мая.

Но все же, въ нкоторые часы, мене тягостные, я бралъ себя въ рзчш и пробовалъ работать.

Я кончилъ перелагать въ стихи „Октавію", передлалъ половину стиховъ „Полиника", и мн казалось, что я усплъ придать имъ большую твердость.

За годъ передъ этимъ я кончилъ вторую пснь моей маленькой поэмы; я хотлъ взяться за третью, но едва могъ одолть первый стансъ, слишкомъ веселъ былъ сюжетъ для горестнаго состоянія моей души. Такимъ образомъ, въ эти четыре мсяца, кром писанія писемъ, полученныхъ отъ нея, другихъ занятій у меня не было.

Дла моей Дамы тмъ не мене начали понемногу выясняться: въ конц марта она получила отъ папы позволеніе выйти изъ монастыря и жить безъ огласки отдльно отъ мужа въ аппартамент, который пуринъ ея (по прежнему жившій вн Рима) предоставилъ ей въ своемъ римскомъ дворц. Я хотлъ вернуться въ Римъ, и въ то же время слишкомъ хорошо понималъ, что приличія запрещаютъ мн это.

Борьба любви и долга въ нжномъ и честномъ сердц—самая з'жасная страсть, которзгю только можетъ вынести человкъ. Такъ прошелъ апрль, и я принялъ ршеніе провлачить такимъ же образомъ весь май, но около 12-го числа этого мсяца я, самъ не знаю какъ, очутился въ Рим. Какъ только я пріхалъ, сейчасъ же, вдохновляемый и научаемый любовью и необходимостью, я предпринялъ и привелъ къ концз^ цлый рядъ проис ковъ и низкопоклонныхъ хитростей, чтобы получить право жить въ томъ же город, гд жила возлюбленная, и видть ее. Такъ, посл столькихъ усилій, трзщовъ, яростныхъ порывовъ къ свобод, я внезапно обратился въ человка, длающаго визиты, кланяющагося до земли,

занявшагося въ Рим ремесломъ льстеца, подобно кандидату, подбирающемуся къ прелатур. Я пошелъ на все, кланялся передъ всми, и остался въ Рим, благодаря снисходительности всхъ этихъ важничающихъ особъ и поддержк попишекъ, съ правомъ или безъ права вмшавшихся въ дла моей Дамы. Къ счастью, она зависла отъ своего шурина и отъ всей этой шайки лишь со стороны своего положенія въ обществ, а не по состоянію своему, довольно крупномз?, которое было помщено вполн надежно и вн предловъ досягаемости съ ихъ стороны.

Глава IX.

Я ВНОВЬ ГОРЯЧО ПРИНИМАЮСЬ ЗА СВОИ ЗАНЯТІЯ ВЪ РИМЪ. ЗАКАНЧИВАЮ ЧЕТЫРНАДЦАТЬ ПЕРВЫХЪ ТРАГЕДІЙ.

Едва успвъ свободно вздохнуть отъ мелкихъ ухищ-реній полурабскаго состоянія, въ которомъ приходилось жить, неописзюмо счастливый законной свободой, съ какой могъ видть возлюбленнз’іо каждый вечеръ, я вернулся цликомъ къ работ. Я вновь принялся за „Полиника" и вторично закончилъ его стихотворную обработкз^; затмъ безъ передышки перешелъ къ „Антигон", „Виргиніи", вслдъ за ними къ „Агамемнону", „Оресту", „Пацци", „Дону Гарсіа", потомъ къ „Тимолеону", который еще не былъ переложенъ въ стихи, и, наконецъ, въ четвертый разъ уже, къ непокорномз' „Филиппу". Я отдыхалъ отъ монотонной работы надъ блыми стихами, возвращаясь въ промежз'ткахъ къ третьей псни поэмы, а въ декабр того же года за одинъ пріемъ написалъ четыре первыя оды „Американской свобод".

Мысль объ этомъ пришла мн во время чтенія благородныхъ и возвышенныхъ одъ Филикайи, преисполнившихъ меня восторгомъ. У меня з^шло не больше семи

дней на эти оды, причемъ третья изъ нихъ заняла литъ одинъ день; он и понын существуютъ почти въ томъ же вид, какъ были задуманы. Такъ велика для меня, по крайней мр, разница между лирическими римованными стихами и блыми стихами діалога.

1782.

Въ начал 1782 х'ода, видя, какъ сильно подвинз'лись впередъ мои трагедіи, я сталъ надяться, что въ этомъ году смогу закончить ихъ. Съ самаго начала я ршилъ, что ихъ будетъ не больше двнадцати, и вс он з'же были созданы, обработаны, переложены въ стихи, большая часть ихъ была уже исправлена, и я продолжалъ безъ остановокъ работать надъ стихами остальныхъ. Я работалъ надъ ними все время въ томъ порядк, въ какомъ он были задуманы и приведены въ исполненіе.

Однажды въ феврал 1782 года мн попалась „Ме-ропа“ Маффеи, и чтобы увидть, пріобрлъ ли я что-нибудь въ смысл стиля, я прочелъ нсколько отрывковъ изъ нея, и былъ внезапно охваченъ негодованіемъ и яростью при мысли о томъ, какъ бдна и слпа Италія въ области театра, если эта пьеса смотрлась и ставилась, какъ лучшая изъ нашихъ трагедій, какъ единственно хорошая не только изо всхъ сзчцествовавшихъ въ то время, что я охотно признаю, но и изъ тхъ, какія могли быть созданы въ Италіи. Вслдъ за этимъ, какъ молнія, пронеслась передъ моимъ взглядомъ дрзч’ая трагедія съ тмъ же названіемъ, съ тмъ же сюжетомъ, но гораздо боле простая, горячая, захватывающая, чмъ эта. Такъ возникла она и завладла моимъ вооображеніемъ какъ бы насильно. Сумлъ ли я показать ее такой, какою она передо мною предстала, это ршитъ потомство. Если когда-нибзщь стихотворецъ имлъ нкоторое основаніе воскликнуть: Езі Оеиз іп поЬіз, я могъ также сказать это, когда задумалъ, обработалъ и переложилъ въ стихи мою „Меропу“, которая не давала мн покоя, пока не ползг– чила въ одинъ присетъ тройного воплощенія противно