сать этотъ переводъ и, свряясь съ текстомъ, подвергъ его серьезнымъ исправленіемъ, въ надежд кое-что почерпнуть въ немъ. Но даже для такого мирнаго труда я не чувствовалъ себя достаточно покойнымъ и усидчивымъ. Это отразилось и на работ; я не достигъ большихъ результатовъ; напротивъ, убдился, что для кипящей и безумствующей души, полной заботъ и недовольства, легче задумать и создать короткое, пламенное произведеніе, чмъ холодно обрабатывать ране сдланное. Отдлыва-ніе надодаетъ, и невольно думаешь о другомъ. Когда же охватываетъ горячка творчества, то весь предаешься ей одной. Итакъ, я оставилъ Саллюстія до боле благопріятнаго времени и вернзчіся къ проз „О государ и о письмахъ", задуманной мною и разбитой на главы нсколько лтъ тому назадъ во Флоренціи. Я написалъ тогда всю первую книгу и нсколько главъ второй.

По возвращеніи изъ Англіи въ Сіену, начиная съ прошлой осени, я напечаталъ третій томъ своихъ трагедій и разослалъ его многимъ, заслуживающимъ вниманія, соотечественникамъ, въ томъ числ знаменитому Чезаротти, съ просьбой высказать свое мнніе относительно стиля и характера моихъ пьесъ.

25 мая.

Въ половин апрля я нолучилъ отъ него письмо съ критическими замчаніями о трехъ трагедіяхъ, помщенныхъ въ этомъ том. Я отвтилъ въ краткихъ словахъ; высказывая ему благодарность, я отмтилъ и то, о чемъ можно было спорить; при этомъ просилъ вновь указать мн образецъ трагическаго стиха. По этому поводу можно замтить, что тотъ Чезаротти, который такъ превосходно изучилъ и перевелъ великіе стихи Оссіана, два года тому назадъ имлъ смлость предложить мн, какъ образецъ благо стиха для діалога, нсколько собственныхъ переводовъ съ французскаго. Это были „Семирамида" и „Магометъ" Вольтера, давно уже появившіеся въ печати. Эти переводы Чезаротти уже

стали общимъ достояніемъ, поэтому я могз^ не разбирать ихъ здсь. Каждый сможетъ судить о нихъ и сравнить эти стихи съ моими и съ его собственнымъ эпическимъ переводомъ Оссіана; и тогда будетъ видно, что они не изъ одной мастерской. Но этотъ фактъ покажетъ, какъ ничтожны мы, люди, и особенно мы, писатели. У насъ всегда готовы краски, чтобъ описать другихъ, но никогда нтъ наготов зеркала, чтобы увидать и узнать самихъ себя.

Въ Пиз журналистъ, который долженъ былъ написать отзывъ о третьемъ том моихъ трагедій, нашелъ наиболе удобнымъ и краткимъ переписать это письмо Чезаротти ко мн, прибавивъ мои замчанія, служащія ему отвтомъ. Я остался въ Пиз до конца августа 1785 года, но ничего боле не писалъ; я удовольствовался тмъ, что далъ переписать десять зтже напечатанныхъ трагедій, внеся въ нихъ множество поправокъ, которыя тогда вполн удовлетворили меня. Но когда позже, въ Париж, я вновь занялся печатаніемъ своихъ произведеній, я нашелъ ихъ очень неудовлетворительными и чуть ли не учетверилъ число поправокъ. Въ ма мсяц того же года я сильно развлекался въ Пиз игрою въ „мостъ"; это было очаровательное зрлище, гд есть нчто античное нарядз' съ героическимъ. Прибавляю къ этому еще великолпный въ своемъ род праздникъ, а именно, иллюминація всего города, что происходитъ каждые два года въ день св. Раніери. Эти два праздника справлялись одновременно по случаю прізда неаполитанской королевской четы въ Тоскану, въ гости къ великому герцогу Леопольду, шурину короля. Мое мелкое тщеславіе было тогда вполн зщовлетворено, такъ какъ обратили особое вниманіе на моихъ прекрасныхъ англійскихъ лошадей, которыя по сил, красот и быстрот бга превосходили всхъ остальныхъ. Но въ этихъ дтскихъ и обманчивыхъ забавахъ я скоро, къ своему великому огорченію, убдился, что въ умирающей и гніющей Италіи легче было обратить на себя вниманіе лошадьми, чмъ трагедіями. _

Глава XVI.

ВТОРОЕ ПУТЕШЕСТВІЕ ВЪ ЭЛЬЗАСЪ, ГДЪ Я ПОСЕЛЯЮСЬ.—Я ЗАДУМЫВАЮ И ПИШУ ВЪ ПРОЗЪ ДВУХЪ „БРУТОВЪ"; ТАКЖЕ И „АВЕЛЯ“. — ВНОВЬ УСИЛЕННЫЯ ЗАНЯТІЯ.

Между тмъ, моя Дама ухала изъ Болоньи и въ апрл направилась въ Парижъ. Ршивъ боле не возвращаться въ Римъ, она нашла наиболе удобнымъ поселиться во Франціи, гд у нея были родственники, знакомства и кругъ интересовъ. Пробывъ въ Париж до конца августа, она вернулась въ Эльзасъ, въ ту же виллу, гд мы встртились въ предыдущемъ году. Я же, съ радостью и поспшностью, отправился въ первыхъ числахъ сентября въ Эльзасъ по обычной дорог черезъ тирольскія Альпы. У меня не было больше въ Сіен друга, возлюбленная моя покинз'ла Италію,—теперь и я ршилъ послдовать за ней. Я не хотлъ поселиться тамъ же, гд жила моя Дама, да и приличія этого не позволяли; но я старался жить какъ можно ближе къ ней и, по крайней мр, не быть отдленнымъ отъ нея Альпами. Итакъ, я двинулъ всю свою кавалерію, и она, черезъ мсяцъ посл меня, благополучно прибыла въ Эльзасъ, гд такимъ образомъ собралось все, чмъ я обладалъ, кром книгъ, большинство которыхъ осталось въ Рим. Но блаженство этой второй встрчи продолжалось и могло продолжаться лишь два мсяца, такъ какъ моя Дама вынуждена была вернуться на зиму въ Парижъ. Въ декабр я проводилъ ее до Страсбурга, гд въ третій разъ разстался съ ней, что стоило мн большихъ мученій. Она продолжала путь къ Парижу, а я возвратился въ нашу виллу. Я былъ очень печаленъ, но мое горе на этотъ разъ не было такъ велико, потому что мы находились ближе другъ къ другу; я могъ, безпрепятственно и не риокз’я повредить ей, създить въ Парижъ. Впереди предстояло лто, когда мы могли жить вмст. Вс эти надежды такъ з'Тшили меня и такъ освжили мой умъ, что я снова цликомъ бросился въ

объятія музъ. Въ теченіе одной этой зимы, отдыхая среди мирныхъ полей, я наработалъ гораздо больше, чмъ могъ бы сдлать раньше въ столь короткій срокъ. Ничто такъ не сокращаетъ и не заполняетъ времени, какъ постоянная мысль объ одномъ и томъ же, и отсутствіе развлеченій и неудовольствій. Какъ только я вернулся въ свое уединеніе, я принялся писать въ проз „Агиса“, котораго началъ въ Пиз въ декабр прошлаго года; утомившись и соскучившись надъ этой работой, чего никогда не случалось со мной во время творчества, я тогда не могъ ее окончить. Теперь же благоползгчно окончивъ ее, я лишь тогда вздохнулъ свободно, когда также завершилъ „Со-фонизбу" и „Мирру". Въ слдующемъ мсяц—январ 1786 года—я набросалъ вторую и третью книгу „О государ и о письмахъ", задумалъ и написалъ въ проз діалогъ подъ названіемъ „Непризнанная добродтель". Это былъ долгъ, который я давно хотлъ отдать обожаемой памяти моего достойнйшаго друга Гори. Кром того, я задумалъ, изложилъ прозой и написалъ стихами (лирическ}чо часть) трагеломедіи „Авель": это новый жанръ, о которомъ мн необходимо будетъ сказать вскор, если у меня хватитъ времени и силъ выполнить то, что я намренъ сдлать.

Разъ вернувшись къ поэзіи, я уже боле не бросалъ своей маленькой поэмы и вполн окончилъ ее, включая и четвертую пснь. Затмъ я диктовалъ, исправлялъ и собиралъ три остальныхъ; будучи написаны отрывками, въ теченіе десяти лтъ, он отличались какою-то несвязностью, не исчезнувшею, быть можетъ, и теперь, а среди многихъ моихъ недостатковъ этотъ рдко встрчается въ моихъ произведеніяхъ. Вскор посл того, какъ я кончилъ эту поэму, я узналъ изъ письма моей возлюбленной, которая писала мн очень часто, что она только что была на представленіи „Брута" Вольтера, и что это произведеніе ей чрезвычайно понравилось. Я видлъ эту пьесу лтъ десять тому назадъ и совершенно забылъ ее; но теперь мое сердце преисполнилось чувствомъ соревнованія, къ которомз’’ присоединились гнвъ и

чувство презрительнаго соревнованія, и я сказалъ себ: „Какіе Бруты? Бруты какого-то Вольтера? Я самъ сумю создать Брутовъ. Время покажетъ, кому изъ насъ предназначено написать трагедію о Брут, мн, или какому-то плебею французу, который боле семидесяти лтъ подписывался: „Вольтеръ, §епШЬогате огсііпаіге би гоі“.

Я не сказалъ боле ни слова и не зшомянулъ объ этомъ въ отвтномъ письм къ моей Дам, но сейчасъ же, съ быстротой молніи, задумалъ сразу двухъ Брутовъ, такъ, какъ я потомъ ихъ написалъ. Такимъ образомъ, уже въ третій разъ я измнялъ своему ршенію не писать боле трагедій, благодаря чему число ихъ возрасло съ двнадцати до девятнадцати. Посл послдняго Брута я торжественно возобновилъ свою клятву передъ Аполлономъ, и на этотъ разъ, я почти завренъ, что не нарзчну ея. Порукой въ этомъ мн служатъ года, тяжесть которыхъ все растетъ, а также и то, что мн предстоитъ сдлать въ дрз’гой области, если хватитъ силъ и способностей.

Я провелъ въ этой вилл боле пяти мсяцевъ среди кипучей умственной дятельности. Съ ранняго утра, только что проснзъшись, я писалъ пять или шесть страницъ моей Дам; затмъ работалъ до двз'хъ или трехъ часовъ пополудни. Посл работы я длалъ двз^хчасовую прогулку верхомъ или въ экипаж. Но во время прогулки мысль моя не отдыхала и не разсивалась, такъ какъ была все время сосредоточена на какомъ-нибзщь стих или образ; поэтому часы, предназначенные для отдыха, только утомляли мою головз^. Это привело къ томз% что въ апрл случился со мной жестокій припадокъ подагры, заставившій меня дв недли неподвижно, въ сильныхъ мукахъ, пролежать въ кровати, и такъ жестоко прервавшій мои занятія, за которыя я было хотлъ съ жаромъ вновь взяться. Было чрезвычайно трудно жить въ одиночеств и въ то же время напряженно работать. Я бы не вынесъ такой жизни, если бы не мои лошади, благодаря которымъ я дышалъ свжимъ воздухомъ и не