Ну и удивились же мы, когда узнали о результате взрыва! Никто не получил ни царапины, даже техник отделался испугом, лишь в крыле самолета зияла большая дыра.

Любопытные стали расходиться, пошли к себе в эскадрилью и мы с Игорем Брылиным и Колей Озорновым.

–  Это что же получается?
– недоумевал Игорь.
– Нас [47]

(Отсутствуют страницы 45-46)

квадрате № 7 разрешаю. Будьте внимательны, над целью - истребители противника.

–  «Родина», «Родина»! Я - «Сокол-10», вас понял: работать разрешено, в воздухе истребители противника.

После этого командир обращается к нам:

–  «Соколы», «Соколы»! Я - «Десятый», приготовиться к атаке, усилить наблюдение за воздухом!

Теперь я передаю по СПУ - самолетному переговорному устройству:

–  Покровский! В воздухе истребители противника, смотри внимательно, веди прицельный огонь, докладывай мне воздушную обстановку.

–  Вас понял, командир!

Группа с противозенитным маневром вышла на цель. По радио команда:

–  Я «Десятый», в атаку - за мной!

Неподалеку от цели - артиллерийских позиций - я заметил на опушке леса штабеля зеленых ящиков и понял, что это - склад боеприпасов.

Вслед за ведущим перевожу самолет в пикирование, прицеливаюсь, открываю огонь из РС, пушек и пулеметов по артиллерийским позициям, а весь запас бомб сбрасываю на склад боеприпасов.

Раздается сильнейший взрыв - склад взлетает на воздух.

При выходе из атаки я отстал от ведущего метров на 300-400.

–  Командир, - раздается в СПУ голос Покровского, - группу преследуют истребители!

–  Валера, открывай прицельный огонь!

Я повел самолет по прямой.

Уверенный в Покровском и его пулемете, я подумал: «Пусть бы немцы атаковали не ребят, а меня!»

Моя мысль как будто передалась фашистским летчикам: справа и слева от меня засверкали снаряды, они пробивали обшивку центроплана и плоскостей. [48]

И тут я понял, что, летя по прямой и тем самым создавая хорошие условия для стрельбы Покровскому, я создаю еще лучшие условия для атаки моего самолета истребителями противника, а огонь их в шесть раз мощнее огня воздушного стрелка.

Но что такое? Почему замолчал пулемет?

–  Валерий!
– кричу в СПУ, - почему не стреляешь?

В ответ - молчание.

«Убит», - решил я.

Стрельба по моему самолету прекратилась, но я, как ни старался догнать ведущего, заметно от него отставал: двигатель был поврежден, разбиты масляная система и система охлаждения. Через некоторое время двигатель заклинило, машина начала стремительно терять высоту.

Что делать? Единственный путь к спасению - прыгать с парашютом. Но как я могу покинуть самолет: что, если Покровский не убит, а ранен?… Надо попытаться сесть.

С каждой секундой земля все ближе и ближе.

Впереди показалась большая снежная поляна. Я произвел посадку на фюзеляж, Ил, пропахав снег, прополз метров триста и, уткнувшись в сугроб, остановился.

Выскакиваю из кабины, сбрасываю парашют и первым делом - в кабину Покровского. Смотрю, он лежит на полу. Убит? Ранен?

Как же я был поражен, когда стрелок заворочался и поднялся - живой и невредимый.

–  Товарищ командир, - Покровский отвел виноватый взгляд, - пулемет отказал.

–  Не может быть!

Проверили - оказалось, слишком густая смазка на морозе еще больше загустела.

–  Почему же ты перед вылетом не проверил, как смазан твой пулемет?!
– закричал я.

–  Да вроде бы проверил… - промямлил стрелок.

Такая меня в ту пору взяла злость, что готов был тут же его пристрелить, но я взял себя в руки. [49]

–  Ладно, вперед тебе - наука… Скажи, сколько было истребителей?

–  Два «фоккера».

–  Кого еще, кроме нас, они атаковали?

–  Больше никого, только нас. Один зашел сзади сверху, другой - сзади снизу. Стреляли с малой дистанции. Особенно приблизился верхний самолет: при выходе из атаки чуть не столкнулся с нами. Из атаки он выходил вправо вверх на малой скорости, тут его сбил Королев. А нижнего стервятника сбил Озорнов.

Так вот кому мы обязаны жизнью - Королеву и Озорнову! Боевые друзья выручили…

–  Жаль, самолет угробили, - сказал я.
– И что теперь с ним делать? Если мы на немецкой территории, придется его сжечь…

Но хорошенько поразмыслив, я пришел к выводу, что мы на нейтральной полосе. Кроме того, здесь, в Синявинских болотах, сплошной линии фронта не было, а если бы немцы и обнаружили наш самолет, вывезти его отсюда практически невозможно.

Я решил не сжигать машину.

–  Берем парашюты, часы, радиоприемник, ракетницу и бортпаек, - распорядился я.