особых натяжек может читаться как лирическое ощущение Родины сквозь образ

богородицы («был в щите твой лик нерукотворный»). Но, обращенный на

будущее (а именно «в будущее» направлена вся композиция), этот лирический

образ страдает общностью, неопределенностью. Однако восприятие его как

«Дамы» не допускается идейным целым цикла: высокий образ единства

возникает здесь в трагических коллизиях истории и без них немыслим, а

«Дама», в свою очередь, все-таки немыслима в переплетении столь явственно

земных, исторических страстей. Настаивать же на том, что это «Дама»,

очевидно, можно только привнося свои собственные мистические умыслы: не

зря же Блок предупреждал, что путать образы разных этапов его эволюции —

означает ничего в нем, Блоке, не понимать.

В каком-то смысле тут раскрываются и некоторые существенные

особенности развития Блока-лирика. В цикле «На поле Куликовом» предстают

наиболее органичными, естественно переходящими друг в друга, относительно

наиболее легко соотносящимися персонаж, лирическое «я» и общее стиховое

целое, «лирический поток». Механический разрыв, параллелизм этих двух

рядов, наметившийся с начала поэтической деятельности, Блок преодолевал

разными средствами, но вместе с тем подобный параллелизм и в какой-то мере

возрождался по-новому, в связи с особенностями идейно-духовной эволюции

Блока. Такое противостояние двух рядов наметилось уже в более широком виде

в композиции сборника «Земля в снегу» как неслиянность разных тематических

линий. Поиски единства творческой концепции и затем нахождение

исторической перспективы наиболее четко именно в цикле «На поле

Куликовом» обусловили и новое качество в соотношении этих двух рядов.

Органичность внутренних связей в цикле «На поле Куликовом» — идейное

качество, а не просто формальное достижение. С этим связано небывалое у

Блока художественное единство в цикле вообще, и в частности поразительная

органичность сюжета. Сложная тема — перебрасывание моста от далекого

исторического прошлого в современность — сюжетно реализована так, что

читатель не видит никакой неестественности в переходах, никаких «швов»

сюжета. Этой органичностью и объясняется редкая целостность своеобразной

лирической трагедии: отдельные стихи представляют собой как бы акты

пятичастной драмы. В этом смысле «На поле Куликовом» перерешает и

отменяет темы и идеи «Песни Судьбы». И тут-то становится особенно

наглядным смысл театрализованности лирического персонажа Блока.

Театрализованность трагического персонажа Блока в «На поле Куликовом»

означает его историческую активность, действенность в сложной, целостно

понимаемой исторической ситуации. Первые два акта лирической трагедии

ведут к кульминации, где действие поворачивается в сторону современности.

После кульминации становится ясно, что первые два акта представляют собой

как бы ту почву истории, которая должна быть духовным оружием

современного человека в его сегодняшней жизненной и социальной борьбе. В

этом сложном и тем не менее на редкость цельном построении ощущение

«швов» в какой-то степени возникает только в кульминации, в те моменты,

когда возникает раздумье: что же означает этот образ единства,

запечатлевшийся на щите героя? Это недоумение связано со слабыми

сторонами мировоззрения Блока. Художественное «чудо» тут в том, что

кульминация в целом все-таки необычайно органична. Опора на историю и

здесь в конечном счете снимает возможность толкования женского образа в

качестве глухого «синтеза», уничтожающего, тушащего противоречия в

мистическом единстве.

Окончательно снимает такую возможность новый поворот сюжета после

кульминации. Четвертое стихотворение цикла («Опять с вековою тоскою…»)

представляет собой новую трагедийную перипетию. О нем шла речь выше, в

самом начале разбора «На поле Куликовом», — такой сдвиг в анализе

необходим именно для понимания конфликтного единства цикла. Цельность

цикла — не в «синтезе», но в конфликтном начале истории. Став