современником, герой не становится человеком, нашедшим истину в последней

инстанции, напротив, именно здесь с особой силой проявляется в нем

действенный жизненный драматизм. Герой-персонаж изображается ищущим

истину, понимание современности. Он — «волк под ущербной луной», потому,

что он борется в себе самом не с общими основами национальной истории, но с

недавним прошлым, в сущности с определенными тенденциями в

современности. Поскольку он явно «интеллигент», в специфическом

блоковском смысле слова, то он ищет социального самоопределения в сложном

общественном контексте, где «ущербная луна», весь переходящий в душу

«пейзаж» явно означают неблагополучное, характерное для современности

общественное устройство, культивирующее в нем индивидуалистические

темные страсти, навыки духовного обихода, связанные с жизнью социальных

верхов. То «дивное диво» истины, которое он ищет, никак не может

ассоциироваться ни с какими «синтезами», оно явно противостоит им, как и сам

Блок к осени 1908 г. оказался в коллизии со всеми своими «соратниками» по

символистской литературной школе. Если пользоваться блоковскими же

словами, то в этом герое-персонаже скорее всего изображается процесс

духовного самоопределения «новой интеллигенции», т. е. людей, ищущих связи

с передовыми общественными тенденциями современности. Блок-прозаик

настаивает на том, что эти процессы носят объективный характер, что за ними

стоит сложная диалектика борьбы «социальных верхов» и «социальных низов».

Тут Блока-лирика можно воспринимать только в связях с Блоком-прозаиком, и

Блок-прозаик до конца понятен только в соотношениях с Блоком-поэтом.

Что это так — об этом говорит последний акт лирической трагедии,

стихотворение «Опять над полем Куликовым…», датированное 23 декабря

1908 г., т. е. как бы завершающее не только цикл, но и осенние дискуссии о

народе и интеллигенции, и обмен письмами со Станиславским. Поиски

социально-исторической активности, действенности, по Блоку, особенно важны

именно сейчас, потому что Россия стоит перед новым историческим

катаклизмом, перед новой «Куликовской битвой»:

Опять над полем Куликовым

Взошла и расточилась мгла,

И словно облаком суровым,

Грядущий день заволокла.

Едва ли этот предстоящий катаклизм можно и должно воспринимать как

столкновение «народа» и «интеллигенции», представляемых как мертвенно

противостоящие друг другу социологические категории. Такое толкование не

допускается той сложной и мучительной борьбой, в которой Блок искал и

нашел единую и широкую историческую основу совокупности современных

противоречий, наиболее обобщенно понимаемых. Не допускает подобного

узкого «социологического» понимания и сложная диалектика становления

новой личности на основе истории, развиваемая и во всем цикле, и в прозе

Блока. Не допускает его и вся предшествующая эволюция Блока-поэта,

проблематика его книг «Нечаянная Радость» и «Земля в снегу». Как бы итоги

всему этому подводятся в цикле «На поле Куликовом».

Проза Блока дает поводы к прямым аналогиям между разными «станами» в

Куликовской битве и современными отношениями «народа» и

«интеллигенции», и, следовательно, к узкосоциологическому толкованию самих

этих аналогий. Элементы такой прямолинейности в прозе (а отчасти и в

черновых вариантах стихов) следует относить к трудностям, издержкам идейно-

духовного роста поэта. Но ведь и в прозе Блока к концу 1908 г., главным

образом в связи с работой Блока-поэта (развитие темы цикла «На поле

Куликовом»), устанавливается понимание «народа» и «интеллигенции» в

единстве их исторически противоречивых отношений. Следовательно,

подобному механически противопоставляющему ограничительному

толкованию противоречит даже отдельно взятая проза Блока — и в ней все это

толкуется шире, и в ней недаром же говорится об отклонившейся «стрелке

сейсмографа», предвещающей события наиболее общие, грозные и

катастрофические. А контекст всего творчества Блока в целом непреложно