Увидали в дали несвязанной —

в дали нерассказанной

Пересвет Луча Твоего.

Нам было сказано. И в даль указано.

Все было сказано. Все рассказано.

Следовательно, полный выход, полное объяснение трагических личных

переживаний находятся в художественно-конструктивном образе Прекрасной

Дамы — центральном образе-символе молодого Блока. Дальнейший вывод,

который можно сделать из всей этой ситуации, очевидно, таков: образ

Прекрасной Дамы у молодого Блока — не чисто личный образ, знак

индивидуального лирического переживания, но включает в себя также, по

идейно-художественной логике его содержания, большие общие мотивы,

разумеется в мистифицированной форме. Возвращаясь к стихотворению «Песня

Офелии», необходимо сказать, что загадочным становится исключение из

общего его состава именно той части, которая содержит в себе как раз ключ ко

всему построению. Разгадка, по-видимому, кроется в том обстоятельстве, что

сам центральный мистифицированный образ не вызывает у молодого Блока

полного художественного доверия в его связях с психологической ситуацией.

Все повороты сюжета у Апухтина жизненно возможны, достоверны, хотя и

мелодраматически взвинчены. Решающий поворот (перипетия, по эстетике

Аристотеля) у Блока лежит просто вне психологической ситуации.

Художественный инстинкт Блока в данном случае оказывается сильнее его

обобщающих тенденций: не вытекающий из психологической ситуации слом

сюжета образует отдельное стихотворение.

В письме к отцу, А. Л. Блоку, от 30 декабря 1905 г. поэт писал: «Стихов

писал много, чувствую, что в них все еще много неустановившегося, перелом

длится уже несколько лет» (VIII, 144). Речь идет здесь о творческом переломе в

поэзии Блока, связанном с большим общественным кризисом — первой русской

революцией. Таких кризисных, переломных моментов в творческой биографии

Блока-лирика было гораздо больше, чем три основных, выразившихся в

огромных различиях между тремя томами его поэзии. Если не бояться

парадоксальности словесной формы, можно даже сказать, что все его

поэтическое развитие как бы непрерывно сотрясается кризисными толчками, в

особой перспективе связанными с катастрофичностью общественного развития

в первые десятилетия XX века. В конечном счете, такого рода кризисным

толчком было и самое начало Блока-поэта, его самоопределение в качестве

лирика (именно так оно всегда и описывается самим Блоком в

автобиографических высказываниях). Лет с восемнадцати он писал

необыкновенно много стихов, но поэтом себя не считал, не «самоопределялся»

в качестве поэта до решающего перелома 1901 г. Художественно этот

решающий в личной жизни Блока перелом выразился в кристаллизации темы

Прекрасной Дамы — отныне Блоку суждено быть поэтом:

Что быть должно — то быть должно,

Так пела с детских лет

Шарманка в низкое окно,

И вот — я стал поэт

В этом стихотворении (1907) рождение поэта изображается как жизненная

неизбежность. Все предшествующее изложение должно было показать, что в

этом процессе, наряду с влечением юноши Блока к жизни, важную роль играл

его художественный опыт. Этот художественный опыт, в свою очередь, вводит в

особой форме общественный опыт: через поэзию Фета входит большое

наследие русской культуры от Жуковского вплоть до 90-х годов, через

Апухтина — попытки поэтического воплощения тех духовно-общественных

вопросов, которыми занималась большая русская проза от 60-х и до 90-х годов.

Весь этот опыт преломляется в самой структуре стихотворения. Блок ищет

самостоятельных путей в искусстве буквально с первых своих поэтических

шагов и в то же время соотносит свои искания с достижениями старших

поэтов — через них входит (вероятно, не вполне осознанно для Блока) и

большая жизненная перспектива, преломленная в поэзии.

Важно тут отметить сложность содержания тех катастрофических скачков,

драматических узлов, из которых сплошь состоит эволюция Блока. Выше не

случайно анализировалось в качестве ярчайшего образца «апухтинского»