стихотворение 1902 г. Происходит важнейший в жизни Блока перелом — и

именно тут с особой силой звучит «апухтинское». Это значит, что самое

содержание этого скачка, перелома драматично, состоит из сплава разных

линий, возможностей. Тема Прекрасной Дамы, оказывается, вовсе не есть

безусловное, стабильное обретение, но изнутри подтачивается какими-то

иными тенденциями. Значит, надо говорить не о какой-то счастливой находке,

но об особой напряженности скрещивающихся разнородных возможностей.

Поэтому с появлением Прекрасной Дамы не затухает «апухтинское», но звучит

и далее с новой силой. Выше говорилось, что в «Песне Офелии» нет ни

апухтинской натуралистической изобразительности, ни фетовской

согласованности природной жизни с жизнью души. Как контраст к такому

положению может рассматриваться хотя бы только что процитированное

стихотворение 1907 г. Ведь и «песня шарманки», и «низкое окно» тут обладают

огромной эмоционально-лирической силой. Они включены в общую концепцию

вещи, они не знаки жизни, но сама жизнь, узнаваемый старорусский городской

быт, и в то же время они ведут философскую тему «жизненной неизбежности».

Если зрелый Блок умеет с такой силой конкретное и узнаваемое превращать в

большое поэтическое обобщение, то только потому, что так содержательно

сложны его переломы и скачки. Рядом с обретенной темой Прекрасной Дамы у

него можно обнаружить поиски в совсем ином направлении, ассоциирующиеся

кое в чем с «апухтинским».

Вот зачин повествовательно-психологической драмы в стихе, где, по-

видимому, заданием было найти именно сопряжение высокой содержательности

с жизненной конкретностью:

Зимний ветер играет терновником,

Задувает в окне свечу.

Ты ушла на свиданье с любовником.

Я один. Я прощу. Я молчу.

Резко драматическая ситуация любовной измены дается здесь в столь

эмоционально-напряженном колорите, со столь явной установкой на

повествовательность и в то же время — со столь же явным поворотом всего

повествования на психологизм, на «его переживания», что приходится говорить

об «апухтинском» голосе в этом стихотворении 1903 г. Конечно, «холодный

терновник», «зимний ветер», «потухающая свеча» играют тут совсем иную роль

в общей концепции вещи, чем во множестве других стихов раннего Блока.

Однако и повествовательность, и конкретность, и даже психологизм

оказываются в итоге мнимыми. Именно на этом стихотворении особенно

отчетливо видно, что основным предметом поисков Блока является соединение

лично-душевных начал с общественно-историческими. Блок не идет на

фатально-натуралистическое истолкование драматических ситуаций

индивидуальной жизни, нет их и в этом стихотворении. Поэтому, так как нет

«естественной» фабульной скрепы в стихе, не получается и

повествовательность. Чем же тогда объяснить драму и как она, соответственно,

может решиться? Так как с резкой определенностью задана, по существу,

индивидуально-бытовая ситуация (прямая любовная измена), нет никакой

возможности истолковать сюжет и в духе абстрактных обобщений

(«Прекрасная Дама»). Остается одна возможность: разнородность

индивидуальных устремлений героев. По существу, композицию можно строить

только на необъяснимых резких поворотах индивидуального поведения, и

именно так она и строится. Наименее объяснимым окажется финал:

Все, что в сердце твоем туманится,

Станет ясно в моей тишине.

И когда он с тобой расстанется,

Ты признаешься только мне.

Поэтому здесь нет и психологизма — ведь психологизм предполагает некую

внутреннюю логику, последовательность явлений внутренней жизни,

объясняемую особенностями личности. Здесь же все строится именно на

отсутствии логики, прямой последовательности, на «подтекстовом» содержании

личности, которое анализу, в сущности, не подлежит. Эмоционально яркий

образ зимнего ветра, играющего терновником, столь далекий от общего

колорита блоковского первого тома, как бы сам собой напрашивается не на