От истязаний, вшей и голода.

Но здесь, в провалах бытия,

Мы все трудились, обезличены,

Забыв о счетах, – и друзья,

И жертвы сталинской опричнины.

Все стало мутно… Я забыл,

Как жил в Москве, учился в Орше я…

Взвыть? Шевелить бунтарский пыл?

Но бунтаря ждало бы горшее.

А так – жить можно… И живут…

Уж четверть Скривнуса освоили…

На зуд похожий, нудный труд –

Зовется муками такое ли?!

…В Скривнусе он чувствует подлинное лицо обезбоженного мира.

Сознание души озаряется мыслью: стоило ли громоздить горы жертв – ради

этого?

4.

Но иногда… (я помню один

Час среди этих ровных годин) –

В нас поднимался утробный страх:

Будто в кромешных,

смежных мирах

Срок наступал, чтобы враг наш мог

Нас залучить в подземный чертог.

С этого часа, нашей тюрьмы

Не проклиная более, мы

Робко теснились на берегу,

Дать не умея отпор врагу.

Море, как прежде,

блюло покой.

Только над цинковой гладью морской

В тучах холодных вспыхивал знак:

Нет, не комета, не зодиак –

Знак инструментов неведомых вис

То – остриями кверху,

то вниз.

Это – просвечивал мир другой

В слой наш – пылающею дугой.

И появлялось тихим пятном

Нечто, пугающее, как гром,

К нам устремляя скользящий бег:

Черный,

без окон,

черный ковчег.

В панике мы бросались в барак…

Но подошедший к берегу враг

Молча умел магнитами глаз

Выцарапать из убежища нас.

И, кому пробил час роковой,

Крались с опущенною головой

Кроликами

в змеиную пасть:

В десятиярусный трюм упасть.

А он уже мчал нас – плавучий гроб –

Глубже Америк, глубже Европ.

Омутами мальстрема – туда,

Где трансфизическая вода

Моет пустынный берег – покров

Следующего

из нисходящих миров.

5. МОРОД

Я брошен был на берегу.

Шла с трех сторон громада горная…

Тут море делало дугу,

Но было совершенно черное.

Свод неба, черного как тушь,

Стыл рядом, тут, совсем поблизости,

И ощущалась топкость луж

По жирной, вяжущей осклизкости.

Фосфорецируя, кусты

По гиблым рвам мерцали почками,

Да грунт серел из темноты

Чуть талыми, как в тундре, почвами.

Надзора не было. И грунт

Мог без конца служить мне пищею.

Никто здесь не считал секунд

И не томил работой нищею.

Но, мир обследовав кругом,

Не отыскал нигде ни звука я:

Во мне – лишь мыслей вязкий ком,

Во мне – лишь темень многорукая.

И жгучий смысл судьбы земной,

Горя, наполнил мрак загробности;

Деянья встали предо мной;

И, в странный образ слив подробности,

Открылся целостный итог –

Быть может, синтез жизни прожитой…

Знобящий ужас кровь зажег,

Ум леденел и гас от дрожи той.

На помощь!.. Разве я готов

Обнять масштабы преступления?!

Мелькал оскал скривленных ртов,

Застенки, вопль, а в отдалении –

Те судьбы, что калечил я

Бессмысленней, чем воля случая,

Рывком из честного жилья,

Из мирного благополучия.

Я, наконец, постиг испод

Всех дел моих – нагих, без ретуши…

И тошный, ядовитый пот

Разъел у плеч остатки ветоши.

Хоть поделиться! испросить

Совета тех, кто выше, опытней,

Чья помощь смела б оросить

Бесплодно гибельные тропы дней!..

Узнал потом я, что Мород

Прозванье этого чистилища;