Шрифт:
нам холку.
– А, стало быть, хороший был прежний-то?
Юркий мужичок хотел было ответить, но очень сильно
затянулся дымом и сквозь слезы только махнул рукой.
207
– Жулик!.. Такой жулик, какого свет не производил. Но брал
тем, что человек был простой, обходительный. Он и выпьет с
тобой и детей пойдет у тебя крестить.
– В казенный лес дрова с нами воровать ездил,– сказал
лохматый с своего бревна.
– Да... Вот только одна беда,– что жулик да сюда заливал.
– Зато слово держал,– сказал кто-то.– Если он тебе что
сказал, пообещал, будь покоен.
– Насчет этого правда. Ежели ты ему бутылку поставил и он
пообещал тебе, ну, налог там скинуть или что, так уж будь
покоен. На кого другого накинет, а тебя не тронет.
– А главное дело, народ не мучил,– сказал лохматый.
– Но жулик это уж верно. Такая бестия, что дальше некуда.
Что ни начнет делать, все у него перерасход. В Москву поедет,
так он таких себе командировочных наставит, словно один на
двадцати лошадях ездил.
Из совета вышел человек в сапогах и суконной блузе.
– Граждане, на собрание,– крикнул он.
Никто не отозвался. Только юркий мужичок переглянулся с
хромым и сказал:
– Из этой компании... Секретарь. Скоро бабью юбку наденет.
И прибавил громко:
– Что ж иттить-то, дай начальство подойдет.
– Кого ж на их место выбирать будете? – спросил хромой.
Юркий мужичок вздохнул, почесал в голове, потом ответил:
– Прежнего придется, Ерохина. К нему вчерась уж на поклон
ходили.
– Теперь, пожалуй, куражиться начнет.
– Вскочит в копеечку,– сказал кто-то.
– Ну, и вскочит, что ж сделаешь-то.
– Как же это вы налетели на нового-то? – спросил хромой.
– Как налетают-то... Сменить решили. Сил никаких не стало,
все обворовал. А нового-то не наметили. А тут подобралась
партия их человек пять. Мы думали, выборы сразу будут, и
хлебца пожевать не захватили. А они сперва давай доклад
читать. Томили, томили,– у нас уж прямо глаза на лоб полезли.
– Одобряете?
– Шут с вами, одобряем, говорим, только кончайте свою
музыку, а то все животы подвело.
– Ну, поднимайте руки, сейчас конец.
Подняли.
208
– Теперь, говорят, можете расходиться. Благодарим за
доверие.
– Не на чем, говорим. А позвольте узнать, за какое доверие?
– А председателя, говорят, выбрали.
– Какого председателя?
– А вы за что руки тянули?
– Мать честная, мы так и сели. Что ж, значит, руку поднял,
тут тебе и крышка?
– Не крышка, говорят, а председатель. Глянули мы на него, а
он коммунист.
– Идет!! – крикнул кто-то.
Все оглянулись.
Через выгон к совету шел бритый, худощавый человек в
белой рубашке, запрятанной в брюки, с галстучком и широким
поясом, в карманчике которого у него были часы на бронзовой
цепочке.
– По новой моде...– сказал кто-то недоброжелательно.– Ведь
он, может, и ничего человек, а вот надо вывернуть наизнанку:
люди рубаху из порток, а я в портки запрячу.
– Здорово!..– сказал пришедший, поднимаясь на крыльцо.
Все расступились. Никто ничего не ответил, только ближние
нехотя сняли шапки.
У стола в совете сидели двое: один в блузе, выходивший на
крыльцо, другой в вылинявшей от солнца стиранной
косоворотке.
Председатель подошел к ним и, что-то говоря, стал доставать
бумаги из брезентового портфеля. Потом поднялся человек в
блузе и сказал:
– Прежде чем производить перевыборы, товарищи,
заслушаем доклад председателя.
– Это опять головы мутить? – крикнул кто-то сзади.
– Опять, дьяволы, оседлают! – сказал еще голос.– Куда ж это
Ерохин делся?
– Они вот сейчас примутся читать, а уж когда у тебя глаза на
лоб полезут – они тут и подвезут не хуже прошлого разу.
Дочитались до того, что глаза у всех, как у вареных судаков,
стали.
– Уморят.
– Установить очередь,– торопливо оглянувшись и подернув