метелкой на спине,– до сорока лет дожил, троих детей имею.

Минут через пятнадцать опять остановились около площади.

– Что опять стали?

– На место пришли. Пошел спрашивать, да что-то опять,

знать, не так.

Все смотрели на площадь, которую, переговариваясь и

смеясь, с вспотевшими лицами мели мужчины и женщины.

– Празднуют,– иронически сказал лавочник.– Заместо того,

чтобы сговориться всем и уйти, гнут себе спину. Эх, лошадиное

сословие!..

– Куда ж ты их пригнал сюда?– крикнул стоявший на

площади высокий человек с лопаткой в руке.

– А я почем знаю?.. Мне сказано сюда...

– Что, у них там шарики, что ли, в головах не работают,– уж

третью партию ко мне присылают. Я и с этими-то чертями не

знаю, что тут делать.

– Что, ай назад? – спрашивали у провожатого.

Тот нахмуренно подходил, ничего не отвечая. Потом вынул

платок, отер им вспотевший лоб и, оглянувшись зачем-то по

сторонам, хмуро и неопределенно махнул платком вдоль улицы:

– Пошел туда!..

– С вечера бы надо придумывать работу,– сказал опять

длинноволосый человек.

– Мы прошлый раз так-то помучились. Народу нагнали

пропасть, не найдем никак, что делать, да шабаш. Все заставы

обошли. До шести вечера ходили. Спасибо, провожатый

хороший попался,– все-таки выдал значки.

– Что ж вы бродите до двенадцати часов, как сонные мухи! –

крикнул какой-то военный, быстро проезжавший на лошади, как

ездит управляющий, осматривая в поле работы,– пристанища

себе нигде не найдете?

– А что ж, когда отовсюду гонят,– сказал угрюмо

провожатый.

– Голова-то не работает ни черта, вот вас и гонят.

Поворачивай назад. Идут молча, словно утопленники...

– Вот к этому ежели бы попали, беспременно петь заставил

бы,– сказал лавочник.– Из этих самых, должно.

– Как же, так и повернул,– проворчал провожатый, когда

военный скрылся за поворотом. И продолжал вести дальше.

102

Увидев на углу пустыря разваленный дом, он остановился и

крикнул:

– Перетаскивай кирпичи к забору да засыпай ямы. Только

проворней, а то ежели до трех часов не кончите, значков не

выдам.

– Слава тебе господи, наконец-то определились.

– Да, спасибо, домишко этот подвернулся, а то бы до вечера

ходили.

Все лихорадочно принялись за дело. Один рыл лопатой, а

пятеро стояли сзади него в очереди и поминутно кричали на

него:

– Да будет тебе, не наработался еще!

– Уж как дорвется,– не оттащишь. Бабушке-то дайте

поработать, уважьте старого человека... А проходившие мимо

говорили:

– Усердствуют... Вот скотинка-то...

Когда кончили работу и стали выдавать значки, оказалось,

что старушке не хватило значка.

– Какой же тебе значок, когда тебе больше шестидесяти лет,

могла бы совсем не приходить.

– Господи батюшка, ведь вы ж меня записали. Вот все

видели.

– Не полагается. Поняла? Свыше пятидесяти лет

освобождаются от работы. А тебе сколько?

– Семьдесят первый, батюшка.

– Ошалела, матушка, приперла.

– Стоит в голове туман какой-то, ничего не поймешь,–

сказала старушка.

– По тротуару теперь можно итти?

– Можно...

– А значок на грудь прикалывать или как? – спрашивала

беременная.

– Это ваше личное дело.

Все возвращались веселой толпой со значками на груди и

смотрели недоброжелательно на встречающихся прохожих,

шедших без значков.

– Все прогуливают, ручки боятся намозолить,– сказала

торговка,– и чего с ними церемонятся? Хватали бы их на улице

да посылали.

А старуха спешила сзади всех и бормотала:

– Вот стоит в голове туман,– ничего не поймешь...

103

Плохой председатель

На собрании жильцам дома было обьявлено, что с

нынешнего дня начинается санитарная неделя, и они обязаны

вычистить все лестницы в доме и весь навоз со двора.

– Уж не знают, что придумать,– сказала женщина в платке.

– То три месяца не заставляли, а то вдруг, пожалуйте, в одну