больше почувствовал себя в мучительно-глупом положении и

замолчал.

– Что вы, милый друг, странный такой сегодня? Совсем

другой, чем вчера?

Он покраснел и неловко, торопливо сказал, что ничего

особенного, неприятно подействовала встреча с соседкой в

коридоре, потому что эти грязные люди готовы самые лучшие

отношения истолковать отвратительным образом.

Вера Сергеевна выслушала и сидела некоторое время молча,

глядя перед собой. Потом вздохнула и сказала:

164

– Больше всего я боюсь человеческой грубости и грязи.– Она

опять на секунду задумалась и содрогнулась спиной от какой-то

неприятной мысли. Потом встряхнулась и проговорила с

улыбкой: – Но нужно стоять выше этого... Однако уже

одиннадцать часов.

Андрей Андреич промолчал. У него сейчас же мелькнула

мысль, что, может быть, она сказала это затем, чтобы услышать

от него приблизительно такую фразу:

«Не смотрите на часы, устроимся по-вчерашнему»...

Но он не сказал этой фразы.

А может быть, она сказала это затем, чтобы напомнить ему,

что она ждет от него ответа относительно вещей и обстановки,

ведь она, вероятно, заметила, что на салфетках – метка Василия

Никифоровича.

И зачем он эти салфетки подал!

Чтобы скрыть неловкость, он встал и сделал вид, что ему

нужно позвонить по телефону. Выйдя в коридор, он опять

увидел соседку, которая возилась над корзиной в дальнем конце

коридора. И когда она оглянулась на стук его двери, он

почувствовал почти отчаяние от этого, как ему казалось,

упорного преследования.

– Просто сил никаких нет! – сказал Андрей Андреич и,

сделав вид, что забыл номер телефона, пошел обратно в комнату.

Мог ли он два дня назад предполагать, что он будет ежиться под

взглядом этой противной мещанки и быть в моральной

зависимости и на каком-то подозрении у этих слизняков!.. «Боже

мой, ну, чего она сидит!» – подумал он с раздражением и

полным упадком духа о молодой женщине.– Нужно было с

самого начала, как она пришла, сказать ей самым простым,

деловым тоном, без всякого пафоса и без этой – ни к селу ни к

городу – интимной близости, сказать, что он возвращает ей

имущество, несмотря на декрет, и только просит ее, в виду

неожиданности, оставить ему на первое время самое

необходимое.

– Да что с вами, милый друг? Какое-нибудь горе? – спросила

внимательно и участливо Вера Сергеевна. Она так серьезно, с

такой тревогой посмотрела на него, что у него едва не

показались слезы от этой неожиданной ласки женщины. Он

хотел было выдумать какое-нибудь несчастье, чтобы отвлечь ее

подозрение от истинной причины, но сейчас же подумал, что

165

если она начнет его жалеть, и он пойдет навстречу этой жалости

и женской ласке, то это будет только лишним шагом к близости.

– Нет, ничего...– ответил он.

Но ответил с таким убитым видом, что она не поверила и,

сев около него на диван, стала участливо-тревожно

расспрашивать. Это вышло еще хуже, потому что она при этом

даже взяла его за руку и нежно-успокоительно поглаживала ее.

Потом вздохнула и несколько секунд молчала.

– Я ехала сюда с отчаянием в душе,– проговорила она

медленно, как будто его настроение вернуло ее мысли к своей

судьбе.– Все, что произошло у меня с Василием

Никифоровичем, вышло так нелепо, что я потерялась...

– Уже двенадцать часов...– сказал Андрей Андреич как-то

совершенно неожиданно для самого себя и даже покраснел от

мысли, что она его слова могла понять как намек на то, что ей

пора уходить.

Вера Сергеевна, замолчав, тоже посмотрела на часы и

поднялась.

– Я потому не предлагаю вам остаться,– сказал он

поспешно,– что у нас эти люди... соседи, вы не можете себе

представить... Лучше пропустить один день.

– Да зачем же, милый друг, у меня есть, где переночевать. А

завтра или как-нибудь на днях вы сведете меня в театр? Я давно

не была в московских театрах.