базаре, о близкой, холодной зиме, которую трудно вынести в таких местах, где по соседству лежит

пустыня, с виду тихая, но коварная.

Шамсутдин только поддакивал, он обжигался горячим чаем, неторопливо ел сухой хлеб и мясо.

Постепенно он успокоился, даже попытался улыбнуться, когда Аскарали стал копировать местного

полицейского чиновника.

– А сейчас спать. Рано утром снова поедешь.

Шамсутдин вопросительно посмотрел на Аскарали. Человек шутит, держит себя спокойно, а глаза

тревожные.

– Поедешь в поселок к одному из сотников. Надо узнать, когда и куда его вызывает Ишан Халифа.

– Хорошо, господин.

Шамсутдин прикрыл глаза. Потом снова приподнялся.

Аскарали убирал посуду. Медленно, спокойно двигался по комнате. Шамсутдин подождал, пока

Аскарали сложит пиалы в нишу.

– Господин, почему вы не можете спасти Махмуд-бека?

– Могу, Шамсутдин. Могу...

– Но до сих пор...

– Так надо, Шамсутдин... Видишь, как получилось. В тюрьме Махмуд-бек познакомился с вождями

племен, с главарями банд. Он может спасти тысячи жизней наших эмигрантов. Понятно? У него сейчас,

как тебе сказать, совсем необычная работа.

– Понятно, господин...

Шамсутдин долго не мог заснуть. Закроет глаза - и сразу же перед ним поднимаются беспомощные

ладони и тихо, приглушенно звякают цепи с приплюснутыми наручниками.

В тюрьме произошло неожиданное событие...

Вождя племени вывели из камеры. Он вышел, не замечая тяжести цепей, не слыша их

приглушенного, равномерного звона. Оглянувшись на пороге, вождь кивнул заключенным.

Дверь глухо закрылась, звякнули запоры. И долго никто не мог нарушить тягостной, тревожной

тишины.

Странно, что все с нетерпением ждут вызова, и в то же время с нескрываемым испугом поглядывают

на стражника. А тот, наслаждаясь общим вниманием, осматривает камеру и тянет, тянет время. Потом,

подкрутив усы и словно наконец вспомнив, называет имя или кличку заключенного.

За таким вызовом может быть свобода или свидание с родным, близким человеком.

А может быть, и смерть.

Мало кто верил, что вождя большого племени могли вот так просто увести и казнить. Но никто и не

знал о событиях, происходящих за тяжелой дверью, за крепкими стенами.

Люди, не двигаясь, лежали у стен, и почти каждый косился на дверь... Скорее бы она открылась и в

камеру вновь вернулся высокий, жилистый старик.

Так спокойнее...

У вождя племени было свидание... Неожиданное, во внеурочное время. За это свидание, наверное,

очень дорого заплатили.

Старика свидание не удивило. Не удивил совершенно незнакомый человек, прорвавшийся через все

преграды и законы. Таких людей вождь остерегался. И вое вежливые, почтительные слова, которыми

была наполнена вступительная речь, не произвели на старика никакого впечатления.

– Что ты хочешь, юноша?
– холодно спросил он.

Незнакомцу было лет тридцать пять. Держался он уверенно, как человек, имеющий деньги и

поддержку сильных людей.

– Это вам, уважаемый отец...
– Незнакомец показал на узлы и свертки.
– Их отнесут в камеру.

Незнакомец понимал, что вождь племени не бросится к подаркам. Но и не ожидал такого

пренебрежительного отношения. Старик даже не взглянул на подарки. Он продолжал невозмутимо

смотреть на странного посетителя.

– Что ты хочешь?
– повторил свой вопрос вождь.

– Вам передают привет хорошие, сильные люди.

– Кто они?

– Ваши друзья.

– Я всех своих друзей знаю...
– сказал вождь.

Невозмутимость, откровенное нежелание вести разговор, принимать подарки все-таки подействовали

на незнакомца. Он вскочил, засуетился, стал раскрывать один из свертков. Пальцы дрожали. Бечевка,

стягивающая сверток, была крепкой. Незнакомец схватился за другой сверток. А сам смотрел в сторону

вождя племени... Губы растерянно, почти про себя шептали: сейчас, сейчас.

Вождь поднялся:

– Зачем я тебе нужен?

114

– Не мне, не мне...
– торопливо сообщил незнакомец. Он бросил возиться с проклятым свертком и,

прижав руку к груди, шагнул к вождю: - Только выслушайте. Только выслушайте. Меня послали немцы.

Они просят у вас помощи.

– Зачем мне нужны немцы?