— Что? — спросил Солнышкин. — Мы ещё должны платить? Зачем нам это нужно? С какой стати?

— Но... — вступил вдруг Моряков.

— Никаких « но »! — так же вдруг прервал капитана Солнышкин.

— Совершенно точно. Никаких! — вмешался Перчиков.

Капитан с удивлением посмотрел на своих питомцев: что за глупость? Что за ерунда? Сидеть без топлива, качаться за ним под парусом и вдруг отказываться от него?!

Но Солнышкин, подступив к Хапкинсу, повторил вопрос:

— Зачем нам тащиться с вашим топливом?

— Так я же сказал — за плату, — пояснил Хапкинс.

— И сколько же вы нам даёте? — поинтересовался Солнышкин.

У Морякова глаза сделались шире иллюминаторов.

— Ну, тысячу долларов.

— Тысячу? — усмехнулся Перчиков.

— Ну три.

— Маловато, — почесал в затылке Солнышкин.

— Ну пять! — крикнул Хапкинс.

— Ну ладно, — согласился Солнышкин. — Только из доброты, понимая ваши родственные чувства. Давайте! — И распорядился: — Мишкин! Принимайте горючее, но проследите, чтобы лучшего качества — и ни одной капли за борт!

— Ни одной! — строго подтвердил Челкашкин.

И Мишкин, крикнув « Есть!» — отправился на судно.

Кое-что сообразив, Моряков нервно захохотал: «Ну и братцы, ну народ. Ну коммерсанты!»

А счастливый Хапкинс-младший радостно завертелся, как какой-нибудь Ниф-Ниф. Часть задачи была решена: айсберг брали на буксир. Нужно было теперь усадить в него прежних его обитателей! Он уже видел свою контору, а перед ней прозрачный айсберг с сидящими в нём согнувшимися дежурными героями.

ОДНА МАЛЕНЬКАЯ ЗАГВОЗДКА

Загвоздка состояла в том, что у Хапкинса-старшего почему-то не было никакого желания забираться обратно в льдину, и он карабкался всё выше на верхушку самой высокой возле динозавра пальмы.

Нужно сказать, что за несколько минут до описанной выше сцены Солнышкин увидел исхудавшего старика, вдыхавшего ароматные запахи Борщика, и, взяв его под локоть, сказал:

— Извините, мистер Хапкинс, нам, кажется, с вами по пути. — И он кивнул на причал.

— Что вы, что вы! — воскликнул Хапкинс.

— Почему же? — удивился Солнышкин.

— Вы не знаете моего племянника. А я его знаю слишком хорошо, и место обезьяны, плывущей на медузе отдавать печень Морскому царю, меня никак не устраивает!

Солнышкин рассмеялся. Он тоже любил прекрасную японскую сказку, в которой Морской царь отправил глупую медузу заманивать к себе обезьяну с её лечебной печенью...

— А вы не преувеличиваете? — спросил он, хотя знал уже не меньше самого Хапкинса.

— О нет! Я теперь бедный человек, и со мной можно сделать всё, что угодно.

— Вы — бедный человек?!

— Конечно! — улыбнулся Хапкинс. Он вроде даже был рад этому обстоятельству: никаких денежных тревог, никаких грызущих забот.

— Вы ошибаетесь, — сказал Солнышкин. И вынул из кармана чек, подписанный Хапкинсом, на котором было обозначено: «Пять миллионов». Одним движением руки молодой штурман возвращал разорённому человеку половину его богатства!

Хапкинс вскинул голову и от изумления приоткрыл рот. А Солнышкин улыбался.

— Я должен извиниться за не очень удачную шутку члена нашей команды, — продолжал он. — Видимо, на него повлияло переохлаждение...

Хапкинс с ещё большим удивлением и уважением посмотрел на Солнышкина, который старался защитить честь не такого уж невинного приятеля.

— Правда, из этих пяти миллионов я взял на некоторое время под личную ответственность сто тысяч для очень важного дела, — извинился Солнышкин.

— Да хоть все! — воскликнул Хапкинс. — Знаете, что вы делаете? — Он посмотрел на Солнышкина и почти прошептал: — Вы подвергаете меня страшной опасности! Возьмите обратно!

Но Солнышкин уже торопился к причалу.

А Хапкинс, посмотрев снова на чек, вдруг оглянулся и быстро побежал к той самой пальме, к которой теперь приближался его весёлый племянничек, четыре Джека и куча всяких корреспондентов.

ВЕРИ ГУД!

— Ну как там у вас, наверху? — спросил Бобби Хапкинс дядюшку Джона, который что-то засовывал за поясок.

— О’кей. Вери гуд! — отвечал дядюшка и вглядывался вдаль. Там на мягкой приятной волне дружелюбно покачивались два судна, соединённые шлангом.