«Даёшь!», потягивая горючее, пузатень- ко оседал, а «Джон Хапкинс» потихоньку вылезал из воды.

Внизу, у берега, на ките забавлялась детвора, молодые люди с кокосовыми орехами и напитками заглядывали в бунгало.

Борщика атаковали любопытные женщины, и приятные запахи от кастрюлек, баночек и сковородок приятно кружили Ханкинсу голову.

— И долго вы собираетесь там сидеть? — спросил племянник, которому не терпелось затолкать дядюшку для сохранности в льдину.

— А хоть всю жизнь! — вдруг весело захихикал дядя, наблюдая, как вслед за покачиванием пальмы бегают из стороны в сторону четыре Джека и вся толпа корреспондентов: влево-вправо, влево-вправо!

— Мистер Хапкинс! Я должен написать ваш портрет! — кричал известный художник-портретист.

— Садитесь напротив и пишите! — показывая на соседнюю макушку, рассмеялся Хапкинс. — Даже оригинально: Хапкинс на пальме! Хапкинс в льдине! Дороже заплатят! Правда, Бобби?

— Мистер Хапкинс, пора бы уже взяться за мемуары! — призывали снизу редакторы «Котяры» и «Пёсика».

— Какие?

— «Десять лет в айсберге»!

— Хм! Это, пожалуй, дело стоящее! — согласился Хапкинс. — Хотя для этого вам бы стоило самим поторчать внутри...

— Так спускайтесь! — пропустив мимо ушей колючее замечание, позвали они.

— А я могу диктовать сверху! — покачиваясь над островом, почти пропел старший Хапкинс.

Племянник надулся и порыжел ещё сильней.

— Ну хватит шутить, дядя! — сказал он серьёзным тоном. — Спустились бы, показали хотя людям бы, как вы сидели в айсберге. Люди представления не имеют.

— А вот так! — насмешливо крикнул сверху Хапкинс и обхватил ногами верхушку пальмы так, что его не стащили бы оттуда и десять взбесившихся псов!

Конечно, если бы племянник знал, что теперь хранится у дяди за поясом, четыре Джека стряхнули бы старого Хапкинса, как перезревший кокосовый орех.

Но знать этого племянник не мог и, будучи уверен, что дядя скоро слезет, поторапливал и пыхтел:

— Хе-хе! Вы, кажется, изменили интересам нашей фирмы!

И это, пожалуй, в какой-то степени было единственно верным. А спускаться Хапкинс не собирался и мог просидеть наверху хоть десять суток. Да и что такое десять дней на прекрасной пальме для человека, который просидел десять лет в антарктическом айсберге!

Но главное было не в этом. А в том, что в Хапкинса-старшего вселился свободный морской дух.

Откуда-то с берега раздавалась песня про весёлый морской ветер, цвели цветы, рядом пели птицы.

Мир был полон света и щедрости. Щедро катил волны океан, в котором играли дельфины. Щедро светило солнце. Щедро, совсем как Солнышкин чек'ом, размахивала листьями пальма. И никакие денежные операции и комбинации Хапкинса больше не волновали.

Он чувствовал себя, как самый настоящий вперёдсмотрящий, навстречу которому вдруг покатилась жизнь, вдыхал морской ветер и каждому весёлому попугаю от души кивал: «Гудмонинг!»

«Да, что-то с дядей произошло, десять лет не прошли для него даром», — думал внизу

Бобби, подсчитывая возможные потери от дядюшкиных глупостей, и четыре Джека, двигая мускулами, заглядывали ему в рот.

Но тут к нему подъюлил Джон, который служил для особых поручений, что-то прошептал на ухо и кивнул квадратной макушкой на хвост динозавра. Там из бунгало вывалился кто-то увешанный старым, мохнатым барахлом и хихикнул:

— Хе-хе! Что вы его упрашиваете?! Положите внизу пару горячих сарделек, и сам свалится как миленький.

Но тот, кто глотнул по-настоящему солёного морского ветра, не променял бы его ни на какие пухленькие сардельки.

И кроме того, дядюшка интересовал племянника теперь не больше скорлупы от треснувшего яйца, потому что, увешанный барахлом, навстречу ему топал пухлый цыплёночек с пятнадцатью миллионами в кармане!

Да и Хапкинс-старший с пальмы показывал корреспондентам:

— Вот он вам и даст интервью! Только не забудьте показать господину президенту чековую книжку!

КОЕ-КАКИЕ МАЛЕНЬКИЕ ПЕРЕГОВОРЫ

Понятно, что, увешанный барахлом, из- за бунгало выкатился артельщик, который решил начать выставку-распродажу антарктических сувениров. Он шёл под пальмами среди орхидей, лиан, бананов и выкрикивал совсем как когда-то на базаре Океанска загонявшая попугая спекулянтка:

— Шуба, в которой мистер Хапкинс отсидел десять лет во льдах Антарктиды! Миллион долларов!

— Штаны, которые сохранили его от ревматизма, радикулита, мордоболита! Миллион долларов! Шапочки, спасавшие от менингита наши драгоценные головы, — пятьсот тысяч! Унты — сто тысяч за штуку! А бумажки от жвачки и шкурки от антарктических сарделек — почти даром: десять тысяч за штуку!