– Теи рассказывала, что после извержения одна группа лэнеи изменила обычное поведение, по собственной инициативе начав работать на вас.

– Именно это и натолкнуло великого Тавкарона на мысль привлечь их к постоянному труду. Этот случай показал, что эволюция сознания у лэнеи может происходить скачкообразно, за несколько лет. Конечно, ему повезло. В этой группе был яркий лидер, отличавшийся особым умом, а главное - дальновидностью. А еще важнее - он не только смог сам преодолеть психологический барьер, но и заставил других перешагнуть через себя. Их приход к нам так же важен для истории лэнеи, как был важен для предков нанья первый выход за пределы своей планеты. Он доказал: даже среди полуживотных рождаются люди. И чем труднее было им выжить, чем больше их умирало после извержения, тем важнее становилась в обществе роль этих новаторов.

– У нас говорят: то, что нас не убивает, делает нас сильнее.

Великий Анту одобрил:

– Верные слова. Из этих-то, самых сильных, отец и сделал лулу. В их сознании, психологии, обычаях уже были предпосылки к изменениям. Но для лэнеи прошлое всегда главнее будущего, а отец хотел, чтобы было наоборот. Нужно было избавить их от слепой приверженности к традициям отцов, научить меняться вместе с каждым новым днем и смело смотреть вперед. Долгое время ему казалось, что это невозможно. Одна-единственная вспышка света в темноте - отнюдь не признак приближения утра; быть может, свет вспыхнул лишь для того, чтобы показать, насколько глубок мрак... И все же она была, эта вспышка, и отец никогда не простил бы себе, если б не воспользовался ею. Увы, в этих лэнеи имелся лишь намек на то, что было нужно, поэтому пришлось дать им то, чем владели мы.

Его тусклые, поголубевшие от старости глаза остро вглядывались в меня, будто считая секунды - скоро ли я пойму, что он хочет сказать. После все прочитанных книг о палеоконтакте я могла предположить лишь одно.

– Ты имеешь в виду, что в лулу - ваши собственные гены?

– Тоньше, Ксенья, тоньше, - великий Анту поморщился и тихонько засмеялся.
– Ты быстро соображаешь и почти всегда угадываешь верно, но твои предположения слишком прямолинейны. Впрочем, в этом нет твоей вины, просто вы еще многого не знаете.

Как всегда, при высказываемом нанья пренебрежении к моим сверстникам во мне взыграла гордость:

– Будь на моем месте человек со специальным образованием, он бы понял тебя лучше. Но я не...

Он ласково потрепал меня по волосам, веля замолчать.

– Я понимаю. Мне действительно хотелось бы, чтобы гость из далекого будущего знал как можно больше, - это доказало бы мою правоту. Ты не самый подходящий объект для демонстрации нашего триумфа. Возможно, в твоем времени люди действительно проводят манипуляции с генами, непосредственно удаляя или по-новому комбинируя их. Мы этим практически не пользовались - есть более изящные и эффективные методики, тем более, что нанья и лэнеи - дети разных планет, у нас очень мало общего... Но не будем погружаться в этот океан, ты для него слишком слабый пловец. Скажу проще: великий Тавкарон подарил лэнеи новый взгляд на мир, заставил их взглянуть на себя и на свое будущее.

– Но для этого он, как ты выражаешься, проводил какие-то манипуляции с их геномом? Как же можно по-другому сделать?

– Естественно. Другого пути нет. С тех пор наследственный аппарат лэнеи несет не только информацию о собственных предках, но и некоторые данные нанья - данные великого Тавкарона. Это новое существо, объединившее в себе кровь лэнеи и каплю интеллектуальных способностей нанья, и стало лулу.

– То есть, - медленно произнесла я, - все мы в некотором смысле твои братья и сестры.

– Не в физиологическом, но шире, в биологическом смысле так и есть.

– И египетские фараоны не преувеличивали, утверждая, что являются сыновьями богов, лишь забывали упомянуть при этом, что их подданные тоже дети богов!

– Здесь, пожалуй, нечто иное, - сказал великий Анту.
– Не исключаю, что правители Египта и других государств будущего действительно могут вести свой род непосредственно от нанья. Уже сегодня Териваг и Парьеге многого добились для осуществления этой возможности, а Бероэс при первой же возможности поспешит довести эту работу до конца. Меня это не радует - я создавал Аэля вовсе не...

– То есть, - я его не слушала, - во мне тоже есть что-то от тебя? Я тоже твоя...

Он осторожно подхватил меня под мышки, посадил себе на колени.

– Как ни пафосно это звучит, но ты - действительно моя самая далекая и самая прекрасная сестра, Ксенья.

Голова у меня закружилась от счастья. Так вот почему! Вот почему нанья так меня восхищают! Они родные мне, мои родители, пусть и через тысячи поколений!

– Отец мой!
– я всхлипнула и прижалась лицом к его груди, обхватила руками за шею, обняла так крепко, как только могла.

Его теплые руки поглаживали меня по спине - без особого, впрочем, восторга.

– Тебе это так приятно?

– Приятно ли?
– я выпрямилась, вгляделась в прекрасное мудрое лицо, потянулась было, чтобы в своей радости его расцеловать, - но что-то в нем заставило меня остановиться.

Он-то знал это с самого начала. И его морщинистое лицо ни разу не отразило любви, в лучшем случае умильную нежность. Я расцепила ладони. Прошептала:

– Но ты не читаешь нас родственниками.

Спустив меня с колен, великий Анту поднялся. Прошелся по кабинету, остановился у настенной мандалы - сложного узора, в котором переплетались разноцветные геометрические фигуры.