Но никто из взрослых так и не появился, а повариха больше смотрела в котел, чем на нас. Отчего же так? Я спросила об этом, когда мы возвращались в Высокий дом. Ведь нанья для лулу - отцы и правители! Как это безразличие не похоже на поклонение египтян, строивших для своих богов огромные храмы, или майя, проносивших им кровавые жертвы! Териваг ответил не сразу; похоже, его поразил мой рассказ о том безудержном поклонении, которое ждет нанья в будущем. Он не стал спрашивать подробности, помня, что отец Анту запретил мне рассказывать о событиях, которые еще не произошли. Он признался, что поведение лулу никогда не казалось ему странным. Да, лулу знают, что жизнью своей обязаны нанья, сказал Териваг, и они признают за нанья право решать их судьбу, казнить и миловать по собственному разумению. Однако местные племена уже несколько десятков лет живут рядом с нанья. Для них это долгий срок. Они привыкли служить своим господам, беспрекословно выполняя все приказания, и вместе с тем в силу этой привычки не считают нужным проявлять больше рвения, чем требуется. Совсем по-иному ведут себя те лулу, которые никогда не видели нанья, а только слышали от других о повелителях неба или видели корабли, проносившиеся мимо них в высоте. Для них инопланетяне-великаны становятся таким же объектом поклонения, как незримые духи природы, в существование которых лулу верят уже около двадцати тысяч лет. Он, Териваг, сам был тому свидетелем, когда Высокий дом только прибыл на побережье Индостана: некоторые из впервые увидевших нанья аборигенов были так поражены, что повредились рассудком и ушли в лес умирать; остальные долгое время не смели даже смотреть в сторону корабля. Большого труда стоило приучить лулу к работе на полях и в садах. Люди были покорны нанья, но так трепетали перед ними, что просто не могли понять, чего хотят повелители ...

– И твои первые друзья в тундре чуть не умерли на месте, когда увидели меня, - сказал он. Я удивленно подняла голову. Териваг улыбнулся.
– Я нашел их, чтобы узнать координаты тумана.

– Это было просто?

– В тех краях лулу очень мало, а один из твоих друзей не расстается с красной шапкой. Понадобились сутки, прежде чем он пришел в себя настолько, чтобы показать место, где нашел тебя.

Тем же вечером я увидела других нанья - тех, что живут в Америке. Обитатели разных континентов общаются друг с другом посредством видеосвязи, как мы по скайпу. Перед тем, как включить экран в большом зале и парящую над ним видеокамеру, Бьоле попросил меня уйти - чужие не должны меня видеть. Но я упросила его наладить прием видеопотока через мою тарелку. Так я могла стать свидетельницей общения нанья, оставаясь для них невидимой. Бьоле было в общем-то все равно. Он выполнил мою просьбу и выставил меня вон, так что я с удобством устроилась на кровати в своей комнате, положив тяжелую тарелку на колени.

Обитатели южноамериканской Крыши мира вышли на связь не с корабля. Они собрались на площадке перед каменным зданием, одновременно монументальным и изящным. Камни, из которых оно было сложено, создавали изысканный узор, что-то вроде картины в стиле кубизма: прямоугольные, треугольные, трапециевидные и шестигранные блоки были уложены так плотно, что швы между ними почти не были заметны, и были эти блоки все из разных пород камня - розовые, темно-красные, желтые, серые... Смотреть на него было очень приятно. Больше всего это строение походило на храм: для дома - слишком большое, для дворца - слишком простое. Храм стоял посреди ярко-зеленого луга, и, судя по окружающим его горам, это место находилось где-то в Андах. На высоте второго этажа прямо в пустоту выходила деревянная дверь; она была распахнута, виднелись ведущие наверх ступени, а под дверью вплотную к стене висел точно такой же, как у Теривага, катер.

На лугу тут и там из травы выступали камни. На их прихотливых уступах нанья разложили еду, расставили большие кувшины с вином, а воду зачерпывали золотыми чашами прямо из протекавшего у их ног ручья, от которого через все разделявшие нас тысячи километров веяло прохладой. Я решила, что это место - их летняя вилла.

На другой стороне видеомоста собралось множество народу. Не меньше пятнадцати нанья смотрели на меня с экрана! Они были одеты, как и мои знакомые: одни в красивых платьях из шелка мягких светлых оттенков, другие в шерстяных бриджах или полосатых юбках. Все босые, с непокрытыми головами, практически без украшений, зато в окружении золотой и серебряной посуды. Среди них было несколько женщин, совсем не похожих на Теи и все же прекрасных, как богини. Лица мужчин тоже различались, и мне не составляло труда отличать одного нанья от другого, хотя у них было много общего: все под два с половиной метра ростом, крепкие и широкоплечие, лица исполнены благородства, неспешные грациозные движения... Белая кожа и волосы сияли в утреннем свете, сверкали улыбки, и, как всегда, мое сердце затрепетало при звуках нежной песни их голосов.

Они со смехом приветствовали Бьоле и Льесте, почтительно осведомились о великом Анту и пожелали ему доброго сна. Просили передать привет Теи, когда она проснется. Потом они долго обсуждали с Льесте новую поэму, созданную в честь великого Амелу одной из его приближенных, а с Бьоле говорили о добыче какого-то камня или вещества - я не поняла - в Андах.

Им прислуживали женщины-лулу, пухлогубые, широконосые, с темно-коричневой кожей и курчавыми черными волосами. Они были хороши по меркам нанья, однако впервые со дня падения в туман я самодовольно улыбнулась: по сравнению с этими служанками богов я писаная красавица! И дело не в цвете кожи и волос - у меня сложение гармоничнее, ноги длиннее, талия тоньше, руки изящнее... Правда, долго заниматься самолюбованием не пришлось, потому что я вдруг вспомнила, что на дворе - сороковое или около того тысячелетие до настоящего, а первые достоверные свидетельства пребывания человека в Америке относятся к гораздо более поздним временам. Ну что ж, значит, нанья время от времени похищают из обитаемых мест красивых женщин, а может, специально завезли в горы целое племя прислуги.

Незаметно пролетел час; Индостан отворачивался от солнца, и оно все выше поднималось над Америкой. Нанья быстро попрощались, без привычных мне бесконечно-нудных "Ну, до свиданья, еще увидимся, до встречи, давай пока..." Просто произнесли стандартную формулу, что-то вроде "Счастливого года!" - и отключили связь. Я вернулась в салон, где Бьоле и Льесте продолжали беззвучно что-то обсуждать, и спросила у них:

– А почему их там, на Крыше мира, так много? Намного больше, чем вас в Высоком доме!

Как всегда, Льесте сделал вид, будто я ничего не говорила и вообще в салон не заходила. Бьоле вежливо сказал:

– Спроси об этом великого Анту, когда он проснется, - и они направились в столовую, не позвав меня.

6 .

Так сложилось, что в первое время я ела с Теи, а после ее ухода в сон мне приходилось всегда принимать пищу в одиночестве, поскольку оба почтенных нанья не желали есть в компании лулу. Странно, для них это принципиально, а вот Парьеге и Теривагу фиолетово. Старики везде старики!

На следующий день я спросила Парьеге, почему на Крыше мира живет так много нанья.

– Почему в Высоком доме постоянно живут всего трое, а на Крыше мира - двадцать, если не больше?

Он просто ответил:

– Это наказание, наложенное великим Амелу на наш дом после случая с Аэлем.

– Какого случая?

– Вижу, Теи не рассказывала тебе эту историю. Не знаю, вправе ли я сделать это.

– Великий Анту запретил говорить мне об Аэле?

Парьеге отрицательно шевельнул кистью правой руки.