– Видишь ли, эта история слишком свежа в нашей памяти, и мы предпочитаем не говорить о ней. Это болезненно.

– Ну хорошо, пусть так. А ты можешь, не затрагивая Аэля, кем бы он ни был, объяснить, почему большинство ваших братьев не живут здесь, а остались в Африке?

Парьеге ответил не сразу - он выгружал из катера контейнеры с продуктами, подготовленными внизу верными лулу, - мытыми фруктами и овощами, жареной рыбой, очищенными орехами. Контейнеры были слишком большими и тяжелыми для Бриге, и эту работу приходилось выполнять ему.

– Коротко говоря, - сказал он, когда груз оказался на палубе, - великий Анту сделал кое-что... Последствия его поступка были настолько ужасны, что все нанья в душе содрогнулись, а великий господин Дома света в порыве гнева едва не испепелил Высокий дом. Возьми-ка это, помоги нести. Но его милосердие оказалось сильнее гнева. Чтобы покарать нас за случившееся, он повелел двадцати двум нанья оправиться работать на рудники и заводы, раскиданные по Африке, а сам Высокий дом должен был покинуть обжитое место. Великий Анту вынужден был принять это, иначе великий Амелу угрожал сообщить о случившемся на Эркой. С тех пор вот уже почти шестьдесят лет мои братья трудятся надсмотрщиками лулу. Только нескольким было разрешено на новом месте продолжать прежние занятия - изучать гидрографию полуострова, ухаживать за новыми полями и садами, отслеживать изменения в физиологии лулу. Нам повезло - мне, Теривагу, Теи и Бероэсу. Еще больше повезло Льесте и Бьоле. Их ровесники, усланные в горы, уже все умерли, даже несмотря на то, что им оставили достаточно саркофагов и они могут каждый год уходить в имруру. Условия там, как ты понимаешь, совсем не те, что здесь, в Высоком доме. Я не надеюсь, что хотя бы один из них проживет девять тысяч местных лет.

Девять тысяч лет. Я закрыла глаза и попыталась почувствовать, каково это - прожить столько. Нет, не понимаю... Не понимаю! Невозможно представить даже, каким будет простой человек, проживший хотя бы пятую часть этого срока. И дело не в физиологии, а прежде всего в психологии. Люди уже после пятидесяти становятся консервативны, ворчливы, чересчур категоричны. Причина этого изменения характера мне неизвестна. Что это - влияние ли слабеющего тела, или же подобное неизбежно ждет всякого, даже уникума, преодолевшего физическую старость? Что станет с человеком, обреченным на долгую жизнь в сильном молодом теле? Я не знаю. А когда вспоминаю, какой ценой приобретался мой жизненный опыт, очень хочется оказаться на месте нанья.

Все мы проходим в индивидуальном развитии одни и те же этапы. В раннем детстве восхищаемся родителями, потом начинаем видеть их недостатки, потом - протестовать и конфликтовать, еще позже - понимать и жалеть. Примерно в одном и том же возрасте переживаем первую влюбленность, первую настоящую любовь, первый секс, измену, разочарование. Все мы совершаем одни и те же ошибки и познаем одни и те же истины. Поэтому, расставшись с Юрой, я не могла по-настоящему сердиться на него. По закону жизни мне требовалось пережить эту потерю, также как ему требовалось научиться отказываться от ненужного человека. Это не он, а сама жизнь причинила мне боль. На его месте мог быть другой мужчина, на моем - другая женщина.

Но человеческий век так короток! Ты еще не успел перебрать все возможные варианты поведения в самых банальных ситуациях, как приходит пора умирать! А сколько вариантов и ситуаций доступны нанья? Живя тысячелетиями, они не могут не знать о любви, дружбе, смерти то, чего мы узнать не сможем никогда! В сто лет Бероэс, возможно, влюблялся в земных женщин. В четыреста он их насилует. Что произошло между? Сколько этапов познания он уже прошел, и сколько еще предстоит? Что там, за рубежом человеческой жизни?..

Раздумывая об этом, я понимаю, что нанья в общем-то совсем недалеко ушли от нас. Если я в мои двадцать семь могу общаться с существом, которое старше меня в триста с лишним раз, - значит, это существо очень ко мне близко. Потом, здесь есть еще одна сложность. Каждое поколение нанья на Земле живет меньше предыдущего. Великий Анту - исключение; он, Бьоле и Льесте находятся на одной стадии физического угасания, но при этом у него в три раза больше жизненного опыта! Как одно соотносится с другим? Мудрость отца Анту - заслуга великих лет? Если Бьоле проживет столько же, будет ли он подобен великим? Что-то подсказывает мне, что нет. Так что из чего следует - годы из мудрости или мудрость из долгих лет? И самое главное, самое непонятное - как можно не сойти с ума, прожив в одном и том же месте, на одной планете тридцать, да даже и девять тысяч лет?! Лично я умерла бы от тоски, не имея возможности выезжать из города, путешествовать по стране, по миру. Если вернусь домой, объеду весь мир, точно. Теперь уже точно. А тот же Парьеге столетиями сидит в своей лаборатории, выбираясь из нее лишь изредка, на несколько дней... Боже мой, какие же они тормознутые! Кто знает, может быть, великий Анту решился сотворить что-то рискованное именно от скуки...

Все эти мысли промелькнули в моей голове за несколько секунд. Я оставила их на потом и постаралась представить, что же такое жуткое нужно сделать, чтобы нанья содрогнулись. Уж наверно за свои первые несколько сотен лет они видят все, что только возможно на нашей планете. Чем же их удивить?

Дойдя до кухни, мы выложили еду из контейнеров и распределили ее по специальным шкафам, в которых она долго остается свежей. В этих шкафах не холодно, и вакуум в них не создается при закрытии, однако любые, даже самые нежные продукты хранятся месяцами, если не годами.

– Я так понимаю, ты не скажешь мне, что такое страшное совершил великий Анту?

– Не скажу. Это событие прошлого, мы все надеемся его забыть.

Я услышала этот ответ с облегчением. Честно говоря, уже хватит. За три месяца я узнала слишком много. Как бы не спятить от такого обилия информации! Да и на что она мне? Я всем довольна и не хочу ничего менять. Конечно, даже в моем двусмысленном положении умненькой рабыни при богах можно было бы чего-то добиться. Более честолюбивая женщина на моем месте могла бы, к примеру, добраться до великого Амелу в надежде занять место рядом с ним и, пусть даже в качестве наложницы, повелевать гордыми нанья с лунной высоты. Но я начисто лишена честолюбия, и при мысли о том, что второй великий может узнать обо мне, испытываю лишь страх. Нет, мне и здесь хорошо.