Время все шло, ничего не менялось, и я постепенно будто бы погрузилась в спячку. Настали бесконечные каникулы - знай себе гуляй по палубе, поглощай витамины килограммами да спи.

Теи должна была проснуться в мае, великий Анту - в начале августа. Я прожила зиму, весну и лето в ожидании его возвращения.

Индия в разгар ледникового периода - отличное место. Большая часть полуострова покрыта саваннами. Лесов и рек мало, воздух сухой, зима незначительно отличается от лета. В саваннах пасутся стада разных копытных, на них охотятся огромные кошки вроде леопардов и страшные мохнатые львы, совсем не похожие на африканских. Кто-нибудь из нанья иногда брал меня с собой в далекие прогулки, и тогда, пролетая над бескрайними равнинами, я видела внизу носорогов, внушающих почтение своими размерами, и громадных гиен.

Южнее начинаются тропические леса. Но это вовсе не влажные дебри джунглей. Конечно, там встречаются болота и течет множество рек, но по этим лесам можно путешествовать пешком, не боясь погибнуть от влажности или кровососущих насекомых. Здесь тоже водятся нереально крупные животные. Сама я их не видела, но Бьоле показывал фотографии своих охотничьих трофеев - гигантских лесных слонов и бегемотов.

С первого дня в Высоком доме я мечтала искупаться в Индийском океане, но все никак не удавалось. Каждый раз, завидев Теривага или Парьеге, я уже открывала рот, чтобы воскликнуть: "Полетели к морю купаться!" - и каждый раз они опережали меня предложениями вроде: "Мы собираемся на северо-восток, к пирамидам" или "Мне нужно в сады, а потом, если хочешь, посидим у реки, выпьем". И все это с характерным наньянским взглядом сверху вниз и ласковой улыбкой. Ну, я, конечно, тут же забывала о собственных планах и устремлялась за своими большими друзьями.

Чаще всего корабль наш зависал на высоте четырех-пяти километров над океаном. Иногда поднимался выше, и тогда я обязательно выходила на палубу. Сначала дело каждый раз заканчивалось тошнотой и головной болью. Но организм привыкал, и уже через несколько месяцев я могла проводить в условиях большой высоты пятнадцать-двадцать минут без неприятных последствий. Нередко я подходила к саркофагу и смотрела на спящую Теи. В такие минуты я представлялась себе в роли королевича Елисея, добравшегося до хрустального гроба, или Фродо, склонившегося над мертвым болотом. Лежавшая на стеклянном ложе внутри каменного ящика Теи была очень красива и одновременно пугала меня до дрожи. В состоянии этого странного сна все процессы в теле замедляются, сокращения сердца происходят все реже, кровь еле-еле продвигается по сосудам. Предо мною представал хладный труп, с синюшными, будто бы тронутыми разложением губами и кистями рук. Я притрагивалась к ним - кожа была холодной, и даже самое легкое прикосновение оставляло голубые пятна, исчезавшие лишь через несколько дней. Нежные черты лица в сочетании с мертвенным цветом кожи завораживали меня. Испуганно и жадно разглядывая их, я незаметно для себя наклонялась к ним все ближе, пока сладкий запах нанья не приводил меня в чувство, и тогда я выпрямлялась, по-прежнему не отрывая взгляда от тайны, с замиранием сердца ожидая, что от этого резкого движения тайна очнется, голубые веки поднимутся и сам загадочный имруру посмотрит на меня глазами Теи. Каждый раз в такой момент мне вспоминался образ маленького юноши на болоте, увлекаемого сладким подводным ужасом. Но Теи здесь не было. Она бродила где-то далеко, так далеко, что я не могла угнаться за нею в самых смелых мечтах.

А время все шло. Бесконечное, безжалостное время! Оно окружало меня со всех сторон, обманывало снаружи и сжирало изнутри. Ни на минуту я не забывала о том, что всего через пятьдесят лет буду глубокой старухой, а у нанья не прибавится и морщинки. Меня не радовало собственное отражение в зеркале - отражение, за которое год назад я отдала бы все, что имею! На чистом воздухе и отличной еде я похорошела. Чуть поправилась, но эти килограммы легли куда надо. Никакого целлюлита, наоборот, тело стало упругим и гладким, хотя я никак за ним не ухаживала. На лицо вернулся нежный румянец. Ногти стали крепкими, волосы блестели и росли очень быстро.

Они меня расстраивали. Уже к апрелю, через четыре месяца после появления в Высоком доме, я стала похожа на клоуна: несколько сантиметров отросших волос были пепельно-русыми, а дальше - рыжими.

Я терпела этот кошмар еще несколько месяцев. Уже и Теи проснулась, и отец Анту вернулся к нам. Их длительный сон был подобен зимней спячке медведей, и выходили они из него очень неспешно. Теи целую неделю провела в своей комнате, а отец Анту и вовсе не желал покидать кровати. Меня он к себе не призывал, и я не решалась напрашиваться.

А состояние волос все не давало мне покоя. В конце концов, собравшись с духом, я попросила Теривага отрезать лишнее.

Он взмахнул ресницами, не столько измеряя длину волос, сколько любуясь мною, как и я в это же время любовалась им. Пальцы нерешительно свили рыжую прядь в локон. У меня дыхание остановилось, так было приятно!

– Режь!

Он взял ножницы и стал осторожно срезать прядь за прядью, укладывая их в глубокую вазу, чтобы не сдуло гулявшим по палубе ветром.

Получилось чудовищно. Териваг умеет вскрыть живот живому человеку так, что тот и не почует подвоха, с ювелирной точностью проводит операции над отдельными клетками, но стилист из него никудышный. Зря я ему доверилась! Теперь серые лохмы торчат во все стороны, падают на уши, раздражающе лезут в глаза.

– Какая же я старая...
– прошептала я, взглянув в зеркало. Захотелось под землю провалиться.

Териваг ухмыльнулся, выразительно оглядел меня с головы до ног.

– По меркам лулу ты действительно бабушка. Но хороша, как нанья!

Злиться после такого комплимента было невозможно, я заулыбалась. Он осторожно привлек меня к себе, к необъятной груди; слышно стало, как под шелком платья мощно гудит сердце... Рука его ласково гладила мои вихры. Вдоль позвоночника побежали мурашки, все волоски на теле поднялись дыбом от внезапного прилива нежности. Я встала на цыпочки, вскинула руки, притянула к себе его голову и поцеловала теплую, сладко пахнущую щеку.

Издалека донесся высокий голос:

– Я привез горных цветов для Теи. Хочешь, подари их своей малышке!

Териваг спокойно выпрямился. Его рука, только что такая мягкая, крепко прижала меня, не давая отпрянуть в сторону.

– Здравствуй, Бероэс. Как дела на юге?

Тот подошел, отвесил мне шутливый поклон.

– В горах не обрадуются, узнав, как ты развлекаешься, пока они трудятся без отдыха. О таких лулу им и мечтать не приходится! Она украсила бы и Дом света. Почему бы старику не послать ее к великому Амелу? Тот оценил бы подарок!