Яновский Борис Георгиевич
Шрифт:
– Эй, красивый, давай погадаю, – услышал он за спиной.
Казарин оглянулся и увидел за деревом маленькую цыганку, лицо которой скрывал платок. Цыганочка поманила его рукой, после чего засеменила в глубь бульвара. Лешка еще раз посмотрел на милиционеров и непонятно почему отправился следом. Отойдя на почтительное расстояние, цыганка вдруг обернулась, сняла платок, и Лешка понял, что перед ним Лилька.
Несмотря на случившееся ночью, Лиля держалась молодцом. Ни страха, ни испуга на ее лице не было. Наоборот, в глазах появился лихорадочный блеск, который Лешку даже смутил. Только потом он понял, чем все это было вызвано…
Лилька схватила Казарина за руку и потащила за собой. Через несколько минут они забежали в один из Каретных двориков и спрятались у дровяного сарая.
Первым делом Лешка вынул из-за пазухи фотографию, сделанную Танькой, и протянул ее Лильке.
Девушка повертела снимок и с подозрением уставилась на Казарина:
– Откуда это у тебя?
– Какая разница…
Лешка не очень хотел объяснять Лильке, кем приходится ему Танька. Сделать это он не смог бы при всем желании: слишком уж сложны были его чувства.
– Эти фотографии сделал человек, который… которого я…
Лилька внимательно слушала Лешку и вдруг все поняла.
– Так это та самая…
Казарин схватил Лилю за руку:
– Кто «та самая»? Говори! Ты ее видела?
Лилька с трудом высвободила свою руку:
– Сама виновата. Нечего было на рожон лезть.
Лешка замер, предчувствуя самое ужасное.
– Да жива твоя пионерка, – презрительно хмыкнула Лилька и тут же добавила: – Шалава.
Казарин вздохнул с облегчением.
– Она не шалава.
– А кто? – Лилька насторожилась.
– Она… она… хорошая.
– А-а-а, понятно… – Лилька опять презрительно хмыкнула. – Только ты не обольщайся. Ты ее вряд ли теперь увидишь. Увезли ее, тю-тю!
– Как?! Куда?! – Лешка вновь похолодел.
– На кудыкину гору.
И тут Казарин сорвался: он прижал Лильку к стене и угрожающе посмотрел ей в глаза.
– Не скажешь?
– Да не знаю я, – запротестовала Лиля. – Аким знал. Да нет теперь Акима.
Лешка отшатнулся от Лили, отвернулся и тихо произнес:
– Лиля, родная, помоги! У меня же никого дороже ее нет!
Но цыганка молча смотрела в сторону. Говорить больше было не о чем.
– Ну, бывай! – вздохнула Лилька. – Мне теперь в Москве оставаться нельзя. – Она протянула свою ладошку.
После неловкой паузы Казарин пожал протянутую руку, направился к подворотне, но неожиданно вернулся.
– И куда ты теперь?
– Не знаю, страна большая.
Лешка порылся в карманах и достал несколько смятых рублей.
– Возьми, пригодится.
Лилька с удивлением посмотрела на деньги, а потом на Лешку.
– Хороший ты парень… Но дурак.
Казарин резким движением сунул деньги в Лилькин карман.
– Возьми.
Но девушка молча вынула деньги и вложила их обратно в Лешкину ладонь. Она кивнула ему и, уже уходя, бросила вдруг через плечо:
– К Барону отвезли твою пионерку. На ипподром…
Слово «Барон» в Лилиных устах прозвучало как гром среди ясного неба.
– К Барону?! – У Лешки перехватило дыхание. Он вновь схватил девушку за плечи и тряхнул ее так, что у Лильки чуть не отлетела голова. – Ты сказала – «к Барону»?!
Лилька только закивала в ответ.
Казарин отпустил девушку и бросился к автобусной остановке.
– Стой! – закричала ему вслед Лилька. – Стой, балда!
Она стояла в нерешительности и кусала губы, хорошо понимая, в какую историю ввязывался этот странный парень, который ей, чего скрывать, уже давно нравился. Самое противное, что времени на размышления у нее не было. Она со злостью швырнула платок на землю и побежала за Лешкой на остановку.
Автобус трясся в сторону Беговой улицы. Лилька и Лешка стояли, прижатые друг к другу, на задней площадке.
– И зачем мне все это надо? – вздохнула Лилька.
– Ты это про что? – не понял Лешка.
– Про то самое… Почему я не мужчина? Была бы такой же тупой и черствой…
Лешка с некоторым удивлением посмотрел на Лилю, но она так же, как на бульваре, отвернулась.
Ипподром в эти дневные часы был пуст и безлюден. Лишь тренировки жокеев шли своим чередом, и поэтому никто не обратил внимания на двух молодых людей, вошедших в денник.
– Стой здесь и не отсвечивай, – сказала Лилька и двинулась к мужчине, чистившему скребком гнедого жеребца.