– Отвали, – не оборачиваясь, холодно бросил тот.

Это было странно. Он знал, что Штопор злится. Знал, к чему это может привести. Знал, что он не выстоит в драке. И все-таки отвечал, поддаваясь на провокацию. Принимая брошенный вызов. Словно бес, засевший в его душе, не давал ему покоя, толкая на одно безрассудство за другим.

– Ох, какие мы грозные! – Штопор подошел ближе и с силой ткнул его кулаком в плечо.

Нил поднял голову и с минуту молча смотрел ему в глаза, а затем внезапно громко произнес, четко разделяя слова:

– Пошел к черту.

Глаза Штопора медленно налились кровью, лицо исказилось…

– Да что ты о себе возомнил?!! – прошипел он в ярости. – Ну, сейчас ты мне за все заплатишь, богатенький сукин сын!!!

Сжав кулаки, он бросился на Нила. Нил отшатнулся к стене, но принял удар, а затем нанес ответный. В отличие от Штопора, он не испытывал ни ярости, ни ненависти к своему противнику. Голова была абсолютно ясной. Он уворачивался от ударов и бил сам, однако опыта ему явно не хватало… Скоро в драку были втянуты все сокамерники. И только Крест продолжал курить, сидя в стороне и молча наблюдая за происходящим.

Нил быстро выбился из сил. Никогда ему еще не приходилась участвовать в такой бойне. Именно бойне, ибо он понимал, что бьется за свою жизнь. Нет, не за жизнь. Жизнь осталась в прошлом. Теперь он сражался за существование. За право дышать спертым воздухом тюремной камеры и видеть сквозь зарешеченное окно клочок грязно-серого неба. Удары сыпались один за другим, боль огненными струями разливалась по телу, туманя голову, кровь заливала глаза. И внезапно на него накатила ярость. Словно раненный медведь, она поднималась в нем ослепляющими волнами, затопляя все вокруг. Один за другим они проходили перед ним. Их лица издевались над ним, а затем отворачивались и уплывали в темноту. Терри с хлыстом и насмешками в колледже Святого Павла. Кенди, кричащая, что никогда не выйдет за него. Мадам Элрой. Альберт и мать. И, наконец, Элиза. Элиза, вынесшая ему приговор своим нежным голосом. Он ненавидел их всех, но ее он ненавидел больше всех. Он чувствовал, как ненависть накрывает его ледяной черной волной. Он бросился вперед, но она была быстрее. Черный водоворот закружил его, взорвавшись хаосом боли и ярости. Беспощадной смертельной ярости. И желания. Одного-единственного желания – выжить. Выжить любой ценой! И Нил понял, что больше не чувствует боли. Они били его. Он чувствовал их удары, которые становились все чаще и сильнее. Уклоняться становилось все труднее. Он резко отступил к стене и поднял голову, откинув с лица прядь волос, намокшую от крови.

И тут он поймал взгляд Креста. Он смотрел прямо на него, но в его глазах не было ничего кроме холодного равнодушия. Нил выпрямился, чувствуя, как боль и гнев душат его. Они подходили все ближе. Их лица смешивались с лицами тех, кто предал его, отвернулся от него. И тогда он ударил первым. Он бил и бил. Не глядя. Не думая. Он бил изо всех сил. Со всей ненавистью. Со всей яростью. Бил тех, кто был в прошлом. Бил тех, кто стоял перед ним. Кровь заливала глаза. Он больше ничего не видел. Ничего не чувствовал. Он не слышал, как в камеру ворвались «псы Стэнтона», не чувствовал их ударов. Он не почувствовал и того, последнего, удара, который заставил его пошатнуться и опуститься на колени. И тогда, убегая от наваливающейся на него тьмы, собрав все силы, он выпрямился и нанес последний удар.

– Черт побери!!! – в ярости орал Трикс. – Он едва жив!!! В лазарет его!!! А вас я сейчас всех в порошок сотру, грязные ублюдки!!! Гниды!!!

Охрана вынесла бесчувственное тело Нила. Железная решетка захлопнулась, и в камере воцарилась тишина.

– Вы видели? – внезапно произнес Штопор, вытирая кровь. – Нет, вы видели?! Вот это дрался!!! Кто бы мог подумать? Выглядит белоручкой, а дрался хлеще, чем пьяный портовый грузчик!

Крест чуть улыбнулся. Он вспомнил взгляд Нила. Тот взгляд, когда он отступил к стене, понимая, что отступать больше некуда. Взгляд перед тем, как он ударил.

– Он усвоил первый закон жизни, – пробормотал он.

– И какой же это закон? – Штопор с интересом уставился на Креста.

– Выжить, – спокойно ответил тот, глядя в тусклое серое небо. – Выжить любой ценой.

– М-м… – задумчиво протянул Штопор. – Может быть, этот Лэганн не так уж плох?

– Я слышал, как Роджерс говорил, что он не желает, чтобы его называли Лэганном, – вступил в разговор другой заключенный.

– С чего бы это вдруг? – Штопор обернулся и удивленно посмотрел на него. – Слышь, Снип, а ты это верно расслышал?

– Вернее не бывает. Я же не глухой.

– Странно. С чего бы это он?

– Предательство семьи, – тихо прошептал Крест.

– Чего? – недоуменно протянул Штопор.

– Да так. Это философия. Сложные материи. Тебе не понять.

– Ну, раз он не хочет, чтобы его называли по фамилии, значит, нужно придумать ему имя, – провозгласил Штопор, благоразумно решив оставить его ответ без внимания.

– Есть предложения? – насмешливо улыбнулся Крест.

– Есть, – вызывающе нахохлился тот. – Кардинал.

– Кардинал?! А чё это такое? – поинтересовался еще один заключенный по фамилии Джексон.

Джексон был высоким худощавым парнем. Ему было не больше двадцати пяти, но из-за морщин и седой полосы в темных жидких волосах он казался гораздо старше.

– Эх, ты, – снисходительно усмехнулся Штопор, моментально обретая важный и умный вид. – Вот когда я работал на «Марте» – корабль, значит, такой был – наш капитан был страшно ученым. Он нам книжку читал. Там, значит, этот самый и был. Кардинал. Кардинал, парень, – это важная птица!