Она вздохнула и, убрав волосы под косынку, направилась к двери. Флэнни удивленно посмотрела ей вслед. Она никак не ожидала, что Кенди согласится с ее мнением, но девушка, как всегда, промолчала и продолжала раздеваться.

У порога Кенди обернулась и еще раз посмотрела на подруг. Жоа уже спала, Флэнни методично складывала одежду аккуратной стопкой, готовясь ко сну.

– Спокойной ночи, – прошептала Кенди и, вздохнув, закрыла дверь.

«Господи, неужели наконец-то спать».

Антуанет быстро прошла по темному коридору и вошла в свою комнату. Найдя на ощупь керосиновую лампу, стоявшую на столе, она зажгла ее и принялась раздеваться, но мысли ее все еще витали на дежурном посту.

«Надо бы напомнить доктору Люмьеру, что перевязочный материал на исходе. Да и запас морфия пора бы пополнить».

Вынув шпильки, она несколько раз тряхнула головой и помассировала виски, пытаясь унять ноющую боль, а затем открыла единственный ящик грубовато сколоченного столика и вытащила расческу. В этот момент ее взгляд упал на небольшой сверток из черного бархата, лежавший рядом. Антуанет положила расческу на стол и, вынув сверток, развернула его. Внутри оказалась старая, уже начавшая трескаться по краям фотография. С шероховатой поверхности на нее смотрел красивый молодой человек. Черные глаза под странно изломленными темными бровями искрились смехом, темные волосы широкой мягкой волной падали на плечи, подчеркивая их гордый разворот, а в уголках надменных губ таилась озорная улыбка… Внизу широким красивым почерком было старательно выведено: «Я люблю тебя. Кристиан-Пьер де Ла Вреньи. Май 1899 года».

Антуанет долго смотрела на фотографию, а затем грустно улыбнулась и ласково провела ладонью по изображению.

– Я тоже тебя люблю, – прошептала женщина. – Где ты, Крис? Где ты сейчас?.. Что с тобой?

Вздохнув, она снова завернула фотографию в бархат и положила на место, а затем повернулась к висевшему на стене распятию.

– Помоги ему, – попросила она, как если бы разговаривала с обычным человеком. – Где бы он ни был.

Продолжение следует…

Очень теплые и милые замечания от Сергея Толокина, которые мне понравились настолько, что я решила их довести и до вашего сведения:

1. Звания (или как их там) армии США:

– рекрут

– рядовой

– рядовой 1 класса

– капрал

– сержант

– отрядный сержант

– штабной сержант

– сержант-майор

– лейтенант 2 класса

– лейтенант 1 класса

– капитан

– майор

2. Девуазье был штабным сержантом, но переведен с понижением, потому и сволочь. Теперь он отрядный сержант, а значит, изрядно обломился по деньгам: лагерным сержантам платят в два раза больше.

====== Часть 12. Майский праздник ======

Май 1918 года.

Грифель скользил по широкой черной доске, оставляя белый след. Закончив, Пати повернулась и окинула взглядом притихший класс. Двадцать пар блестящих глаз внимательно следили за каждым ее движением. Девушка чуть улыбнулась. За прошедшие месяцы ей удалось-таки заинтересовать ребят, поэтому теперь они регулярно и даже с удовольствием посещали занятия, старательно выполняли все ее задания и больше не испытывали на ней свои злые шутки, а во время уроков в классе царила благодатная тишина. К тому же, ребята, несмотря на весьма скромный первоначальный запас знаний, показали довольно неплохие результаты, и они быстро продвигались вперед. Впрочем, эти победы, кажущиеся со стороны не такими уж значительными, достались ей ценой немалых усилий.

«Но это того стоило!» – с удовольствием подумала Пати, глядя на сверкающие глазенки своих непоседливых учеников, которые теперь сидели тихо, как мышки, ожидая продолжения.

– А теперь напишите в ваших тетрадях по две строчки этих сочетаний.

В классе воцарилась тишина, нарушаемая едва слышным методичным скрипом перьев по бумаге и сопением ребят. Отложив грифель, Пати подошла к столу, наблюдая, как ее маленькие ученики старательно выводят буквы.

«Господи, еще совсем недавно и я была точно такой же. И Кенди, и Анни, и Арчи, и… и Стир. Кажется, еще вчера мы вот так же сидели за партами в колледже Святого Павла, слушая рассказы учителей. Странно, но эти дни выглядят такими невыносимо далекими, словно все это было в другой жизни. А может, это и была другая жизнь?»

В сердце кольнула непрошенная грусть. Пати решительно тряхнула головой, прогоняя ее. Внезапно уголком глаза она заметила детскую фигурку, притаившуюся у приоткрытой двери.

«Дэниэл! Что, маленький непоседа, школа оказалась не такой занудной, как ты думал?!»

Подавив улыбку, Пати привычно сделала вид, что ничего не заметила, зная, что стоит ей дать понять маленькому заводиле-егозе, что она обнаружила его присутствие – и тот тут же скроется. Малыш был очень упрям и, судя по всему, еще не научился признавать свои ошибки. Тем не менее, упрямство боролось в нем с пробудившимся интересом, поэтому каждый день он приходил в школу и, притаившись у двери, которую Пати предусмотрительно оставляла чуть приоткрытой, слушал то, что она рассказывала на уроках, а по вечерам, когда остальные ребята ложились спать, тайком выполнял домашние задания. Несколько раз Пати удавалось застать его врасплох под дверью класса, и она предлагала ему войти, но всякий раз получала решительный отказ, а свое присутствие мальчик объяснял тем, что ждет ребят, чтобы пойти играть. Ложь была очевидной, но Пати предпочитала не настаивать, по крайней мере, пока, но не оставляла надежды переломить упрямство малыша.

Внезапно Пати уловила резкое движение у двери, и маленькая фигурка Дэниэла исчезла из виду. Это было явным знаком, что к ней пожаловал гость. Заметив, что кто-то приближается к школе, мальчик всегда убегал и прятался, чтобы потом, после ухода нежданного посетителя, вновь занять свой неудобный пост. И действительно спустя минуту в коридоре послышались чьи-то размеренные шаги, и в дверь постучали.

– Войдите, – отозвалась Пати.

Дверь открылась, и в класс вошел мэр Пристон. Дети тут же отложили перья и дружно встали.