Шрифт:
– Это так неправильно, – она и не заметила, как начала озвучивать свои мысли. – Так неправильно быть за сотни километров, когда он там… Когда я должна быть рядом, что бы не произошло, понимаешь? Этого вообще не должно было произойти! – она осеклась, когда поняла, что едва не кричала.
Патриция молчала до конца перелета, внутри все кипело от вынужденной бездеятельности. Зато как только подали трап, она вскочила в числе первых, и Бену, чтобы догнать ее, пришлось, извиняясь, продираться сквозь толпу.
– Если ты думаешь, что я пущу тебя за руль в таком состоянии… – мужчине не пришлось договаривать. Патти, не проронив и слова, обошла автомобиль и села на пассажирское сидение, не переставая при этом сверлить его злобным взглядом.
В авто она продолжала молчать. И не отводила сосредоточенного взгляда от приборной доски, которая должна была уже вспыхнуть синим пламенем. Но спидометр так и не покидал отметки в дозволенные 25 миль в час. Нетерпение и раздражение питались каждой минутой промедления. А в голове жужжал целый рой несправедливых обвинений. Если бы это был его ребенок, он бы… Патриция пыталась отгонять подобные мысли, но получалось из ряда вон плохо.
Бен прекрасно видел, что с ней происходило, потому и не спорил, когда она попросила его выпустить ее у центрального входа. И выбралась из авто, едва то успело затормозить, предоставив Аффлеку самому отправиться на поиски парковочного места.
К тому времени, как Бен зашел в здание, в фойе больницы не знал о том, кого ищет Патриция Бэйтман, разве что глухой. Она позволила всему, что скопилось у нее внутри за все это время, вырваться наружу, и наконец-то почувствовала себя немного лучше. Сейчас ей было абсолютно наплевать на то, что сотрудники больницы выполняют свои служебные инструкции и ни в чем не виноваты, как и Чарли с Томом, которые не отвечали на ее настойчивые звонки, потому что были заняты чем-то более важным. Но ничто из этого не имело значения, когда можно сорвать злость на себя саму на ком-то еще.
– Тогда приведите сюда того, кто в этом гребаном дурдоме сможет мне сказать что-то большее, чем мы не имеем права, блядь! Неужели это так охуительно сложно! В конце концов я же его мать!
Казалось, дирижер где-то там наверху только и ждал этой фразы, чтобы взмахнуть своей волшебной палочкой. Со стороны лифтов к ней спешил Том в сопровождении женщины в халате. А Бен стоял всего в нескольких шагах от стойки. Во внезапно запавшей тишине не было ни единого шанса, что он не услышал ее крика отчаяния.
Ситуация, которая была неловкой всего несколько мгновений назад, сейчас казалась сущей катастрофой. Она не могла заставить себя просто поднять на него взгляд, о том, чтобы попытаться что-то объяснить (да и что она должна была говорить?) не было и речи.
Время тоже обернулось вспять. Том и врач будто намеренно замедлили шаг, продлевая мгновения ее мучений.
– Я… – начала она и запнулась. А что я? Хотела рассказать тебе? Чушь, вздор! Не хотела? Да, но уже поздно. – Черт… – прошептала она беззвучно.
– Говорил же, что мы увидим ее издалека, а точнее услышим, – Том нарушил неловкое молчание, представляя женщину в халате Патриции и Бену.
Она не без интереса посмотрела на Аффлека, но потом полностью переключила внимание на Бэйтман, вкратце пересказывая ей то же, что уже рассказала Чарли и Тому.
– Я же говорил, что волноваться нечего, – подытожил Чарльз, встретивший их у входа в палату. – Так что постарайся выглядеть повеселее, когда зайдешь к Олли. Он и так расстроен, что не пойдет на день рождения к Джулс, а тут еще ты строишь из себя одну из шекспировских дамочек над ложем умирающего.
Патти уже хотела было возмутиться, что поводом для волнений был хотя бы тот факт, что ее сын в больнице, но Чарли умел заинтриговать. Он был бы самым последним тренером по актерскому мастерству, если бы не сумел обратить ее внимание на некую…
– Джулс? – переспросила девушка, улыбнувшись.
– Ага, – подтвердил Том и, закатив глаза, добавил: – Его будущая жена.
Бэйтман перевела взгляд с одного мужчины на другого.
– Вот только не надо. Мы тут совершенно не при чем. Все вопросы к Оливеру.
Мальчик выглядел настолько жалко в больничной койке, несмотря на веселые одеяла и слоников на стенах, что Патриция едва вновь не впала в отчаянье. Такой маленький, а вокруг сплошные взрослые игрушки. Попытка сделать детскую палату чуть менее унылой и жуткой, чем взрослые, казалась какой-то жестокой насмешкой. Олли вяло поднял взгляд на двери, но тут же оживился, когда увидел гостей.
– Что сказал тебе доктор? – с укором спросила Патти, поправляя одеяло. – Разве он разрешил выбираться из постели?