– Зарегистрироваться бы им путем. Есть у нас где-нибудь регистрационные карточки?

– Для обручения новобрачных Мендельсон нужен.

– Регистрируют обычно в загсе, - сказал Иванов.
– На втором этаже. Но в виде исключения и я могу. Но только не как мужа и жену, а как дурака и дуру. Распишитесь и поцелуйтеся в двух местах

Иванов давно уже ерзал, егозил, поглядывал через стол на сидевших напротив, щурясь, словно ему глаза резало. Словно там, через стол, было грубо нарушено тождество разума и действительности, словно в натюрморте, выставленном для его оценки, не хватало чего-то существенного.

– Слышь, фараон, - не выдержал этот задира.
– Там тебе комфортно? Страсти не сотрясают?

Фролов, которому досталось сидеть между Натальей и Полиной, действительно, выглядел, как высохший в мумию сосновый ствол меж двух раскидистых, щедрых в своей телесной роскоши вечнозеленых древес.

– Не сотрясают, - сказал Фролов.
– У меня тут бронь.
– Он ударил себя в середину груди.
– Давно уже не любопытствую.

– Так давай рокирнемся, раз не любишь и не любопытствуешь. Женщина должна принадлежать тому, кто ее хочет. Я там ими займусь, а вы тут с Крыловым картишки раскинете на завтрашний день... Ну вот, теперь гармония, - удовлетворенно отметил он, когда Фролов уступил ему свой матрас.

Я заметил, что обе женщины изъявили тайное удовольствие усатому Иванову, хотя и притворно хмурились. Вертер забеспокоился, но резкого неприятия не проявил. А Кашапов ему даже обрадовался, полагая, что вдвоем им будет веселее шалить.

– Только руки не распространяй, - сказала Полина, натягивая на колено подол.

– И не буду. Я вас, видите ли, столько раз в воображении имел, что мне вас уже больше не хочется.

– Верните нам фараона, - потребовала Полина неискренне.

РЖЕВСКИЙ: Ну что там, командир?

ПОЛКОВНИК: Вас приглашают наверх, господа!

– Фараона уже не вернешь, - сказал Иванов.
– Вот погоди, я тебе Кремль покажу. Фараона нам не заменит, но тоже древняя вещь. Относится к эпохе царизма, - говорил Иванов, одновременно наполняя тарелку Полины, чтобы задобрить ее едой.
– Мировая жратва. От себя жертвую. И давайте так: если я вам обоим через двадцать минут не понравлюсь, то сам уберусь отсюда. Честное сексуальное.

Женщины в одно время и с одной интонацией хмыкнули. Вертер обнимал свою подругу, и хоть объятья не хватало на весь объем, жест был достаточно демонстративный. Мол, эта женщина мной занята. Но Наталья и сама отвернулась от Иванова.

Полина же, как женщина незанятая, свободная в своем выборе, не стала при всех привередничать, потянулась, расправляя опавшие формы, выпячивая все свои выпуклости, подчеркивавшие пол.

Что касается наших любовников, то даже наискосок через стол мне претили все их сюсюканья и сантименты. В особенности манера Вертера подносить Наталье кусочки еды для поцелуя, прежде чем самому их съесть. Стоит, кстати, заметить, что влюбленные молодые люди чрезвычайно пошлы. Если считать, что пошлость - это отсутствие самоиронии, чувства меры и вкуса. Нет, у нас все не так с графиней. У нас все иначе.

– Кем ему это дородная дама приходится?
– спросила она, бесцеремонно ткнув вилкой в сторону кастелянши. Графиня сегодня вообще вела себя не по-светски.

– Ах, она всем доводится, - сказал Крылов.
– Сколько претерпела, перетерла через передок, - добавил он, не заботясь о том, что разговаривает с графиней.

Графиню, однако, его фраза о передке не шокировала. Она только взглянула на него вопросительно через мое плечо, и Крылов, следуя ее требовательному взгляду, вкратце рассказал полушепотом о той роли, которую играла кастелянша в нашем заведении. Хотя многое, как мне теперь представляется, было легендой, выдуманной и распространенной Маргулисом, чтобы зеленых позлить.

– А что касается ее поведения, так то не ее вина. Жизнь заставила и научила, - вздохнул в заключение Крылов.

– Жизнь хоть чему научит, - с тем же чувством вздохнула графиня.

– Особенно если шкодливые учителя, - вздохнул и я.
– Как представлю, сколько ей, бедной, досталось.

– Она и на нашу сторону-то добровольно перешла, - сказал Крылов.
– Думая, что ей здесь еще больше достанется.

– Вот гляжу я на вас, кушаю, и до того мне на душе отрадно становится, - выступил с комплиментом графине Кравчук.
– Вы здесь с какой миссией?

– Я тут гощу. Угощаюсь, как видите, - сказала графиня.

– Вам с нами, надеюсь, весело?

– Весело. Но не всецело. Музыки не хватает. Я знаете, герр комендант, музыку очень люблю.

– Музыку ...
– в задумчивости повторил Кравчук.
– Где ж ее взять, музыку?

– Мне с вами необходимо остаться наедине, - твердо сказал Иванов, обращаясь через стол к графине.
– У меня есть для вас нечто.

– Я не уединяюсь по первому зову, - сказала графиня.
– К тому же вполне может оказаться ваше нечто ничтожным.