Опустившись на колени, Манью опёрся одной рукой о пол, а вторую протянул к невидимому больному, ласково погладил его по щеке.

Весь его облик переменился до неузнаваемости, и даже жутковатое, загримированное лицо казалось в этот момент самым прекрасным, что бывает в мире: столько света лилось из глаз.

— Прости, что заставил тебя ждать так долго, моё дитя, — едва слышно сказал актёр.

Хайнэ, ждавший этого момента чуть ли не больше самого Энсаро, еле удержался от того, чтобы вскочить на ноги.

— Да, — прошептал он, сдерживая слёзы счастья. — Да, я знал, что ты встретишь его!

На мгновение он почти забыл о том, что перед ним — театр одного актёра, и готов был кинуться к Манью в ноги, поверив, что это тот самый, кого он сам искал и ждал. Но прежде, чем он успел это сделать, на «сцене» снова появился рассказчик.

— Итак, прошло ещё несколько лет, — сказал он. — Энсаро вернулся к людям, и в этот раз такой уверенностью и силой были полны его слова, что даже те, кто прежде насмехался над ним, стали его самыми верными сторонниками и назвали пророком. Он говорил о том, что не важно, кем ты родился — богатым или бедным, мужчиной или женщиной. Он жестоко обличал знать за то, что она сделала роскошь и погоню за наслаждениями смыслом жизни, и даже «вечное блаженство», которое обещали жрицы в награду за послушание Богине, он отрицал, утверждая, что человек не может быть счастлив, когда несчастливы все другие. И лишь одно, одно смущало его душу…

— Сбывается пророчество. Мой брат — один из самых знаменитых людей в стране, — пропел Энсаро, уже не тихий, робкий мальчик, но человек, глубоко уверенный в правоте своего дела. — Он живёт в роскоши и богатстве, он в открытую творит чудеса, у него множество любовниц и даже, как говорят, любовников. Но то, что никогда бы не простили другому человеку, с лёгкостью прощают ему. У него есть всё, и он не знает страданий и печали. Я не могу обличать его, как обличаю других, потому что он мой брат, и я по-прежнему люблю его, но я пришёл просить его о помощи. Пусть он покажет простым людям свои чудеса, и тем самым опровергнет слова жриц о той избранности, которая необходима, чтобы приблизиться к Богу. Он мужчина, но он обладает силами стихий.

Манью отпрыгнул в другой конец беседки и, взмахнув рукавами, превратился в Хаалиа — даже одежда его, казалось, заблестела сильнее, будто отражая то золото, которым были когда-то расшиты роскошные одежды мага.

— Мой брат, я ждал тебя, я слышал о тебе, и вот ты, наконец, пришёл! — пропел он звучным и по-прежнему весёлым голосом. — Каждый из нас выбрал свой путь, и каждый достиг всего, чего мог на нём достигнуть! Мы оба счастливы, и лишь об одном я жалел все эти годы — что ты так далеко.

— Разве ты счастлив, Хаали? — пропел Энсаро, и голос его вдруг снова дрогнул, скорбь, печаль и сомнения прорвались сквозь него. — Разве богатство и власть принесли мир твоей душе? У тебя есть всё, чего ты пожелаешь, но неужели теперь ты не понял, что это не то, ради чего живёт человек?

— Нет, не понял! — воскликнул Хаалиа. — Я не гонюсь за роскошью и властью, но до тех пор, пока они мои, почему бы мне не пользоваться ими? Я не гонюсь за любовью, но женщины и мужчины ищут моих поцелуев и говорят, что они дарят им радость, так почему же мне отказывать им? Почему я должен добровольно лишать себя того, что мне дала жизнь, почему не должен получать удовольствие? Ты не обратишь меня в свою веру, брат. Лучше бы ты просто обнял меня…

Энсаро низко опустил голову, признавая своё поражение, своё бессилие.

— Пусть будет так. Значит, мы навсегда останемся по разные стороны, брат. Но я пришёл просить тебя об услуге…

— И я бы с радостью оказал её тебе, если бы мог! Только ты заблуждался все эти годы, Энсаро. Я — не совсем обычный человек. Моим отцом был Солнечный Дух, и все мои силы — от него. Я не могу служить примером для остальных и опровергнуть своим существованием слова жриц.

— Так ушёл Энсаро из дома своего брата, потрясённый и растерянный, — продолжил рассказчик. — Но это всё же не поколебало его веры. Правда, он обещал своим ученикам и сторонникам доказательство своих слов, и, не получив его, они стали сомневаться… Энсаро чувствовал это и отвечал им новыми проповедями, всё более и более вдохновенными.

Манью опустился на колени, воздел руки к небесам.

— Что бы ни случилось, я никогда не стану сомневаться, — пропел он, закрыв глаза и прижимая руки к груди. — В прошлый раз я верил до последнего, и то, во что я верил, случилось. Я никогда не предам тебя, мой отец, учитель и возлюбленный.

— Однако тень злого рока уже подкрадывалась к Энсаро, — бесстрастно сообщил рассказчик. — Своими еретическими речами он подрывал устои государства, страна была на грани войны и хаоса. В конце концов, его схватили, бросили в темницу и приговорили к смертной казни путём сожжения заживо. Много месяцев он провёл в сыром подземелье, однако упрямо держался своей веры, и вот однажды сама Императрица решила навестить его.

Манью прошёлся по беседке, покачивая обманчиво полными бёдрами, сложив руки на груди.

— Послушай, пророк, — пропел он, глядя сверху вниз. — Я не позволю тебе уничтожить мою страну, но я не питаю к тебе личной ненависти. Признай, что ты заблуждался во всём, и обещаю, что тебе будет дарована жизнь.

— Я не боюсь смерти, — ответил Энсаро. — С раннего детства я знал, что умру молодым, это — моя судьба. Это знание привело меня к моему пути.

— Ради чего ты это делаешь, глупец? Ты смог обратить в свою веру лишь тех, кто беден и несчастен, но увидев, как ты слаб, и как сильны жрицы, они тут же отреклись от тебя. Тех, кто не обделён жизнью, твои слова ни на миг не смогли взволновать. Даже родного брата ты не смог убедить! Упорствуй в своих заблуждениях и дальше. Тебя будут пытать, а после, если только твой мнимый бог не сотворит чудо и не спасёт тебя, то ты умрёшь, мучительной, глупой и совершенно напрасной смертью!