Сестра согласилась, и, проплутав ещё какое-то время по саду, они нашли нужный павильон.

Но, поднявшись по лестнице на балкон, Хайнэ увидел сквозь двери, что в комнате кто-то есть, и отшатнулся.

— Подожди здесь, — шепнул он сестре. — Я дам тебе знак, когда можно будет войти.

Нита спряталась за углом стены, а он зашёл в комнату, распахнув двери.

Онхонто, в ночной одежде и без маски, сидел на его постели.

— Хайнэ! — воскликнул он. — Мне сказать, что вас нет в комнате. Я думать, что вы хотите погулять, но так долго! Я беспокоиться, ведь вы же… — он запнулся, явно вспоминая нужное слово. — Вы же калека, вам трудно гулять один.

Услышать это слово было для Хайнэ так больно, как будто бы он получил удар ножом.

Да, он был калекой, и сам так называл себя в мыслях, но всё же никто прежде не произносил этого слова ему в лицо, стараясь использовать какие-то более мягкие эквиваленты.

Вот только запас слов чужеземца был не настолько велик, чтобы он мог позволить себе подбирать выражения….

— Всё в порядке, — пробормотал Хайнэ, садясь на постель рядом с гостем. — Простите, что заставил вас волноваться.

Он низко опустил голову.

— Хайнэ, что же вы плакать?! — поразился Онхонто, заметив его слёзы, и, помедлив, привлёк его к себе, ласково погладил по волосам.

— От боли, — проговорил Хайнэ, стиснув зубы. — У меня часто бывают боли в ногах.

Когда Онхонто ушёл, он открыл двери и впустил Ниту.

— Кто это был? — изумлённо спросила та. — Неужели Онхонто? Такой красивый…

— О, да, — улыбнулся Хайнэ, угадывая в сестре те же чувства, которые испытал несколько часов назад сам. — Если уж люди даже сейчас, не видя его лица, называют его Прекрасным, то что будет, когда он появится на людях без маски? Видишь, тебе повезло, что ты заблудилась сегодня в саду и благодаря этому смогла увидеть его раньше других.

— Поразительно красивый, — как-то растерянно повторила Нита и поглядела на постель, как будто он до сих пор там сидел.

— Это ты ещё не слышала, как он разговаривает, — с воодушевлением сказал Хайнэ. — На своём, родном языке. Когда не запинается и не путает окончания… Ни один певец не смог бы спеть красивее, чем он говорит.

Он отвёл взгляд в сторону.

Не сговариваясь, сестра и брат думали сейчас об одном и том же, и недавние распри по поводу сантийцев были позабыты.

***

— Итак, он всё-таки выбрал калеку, — произнесла принцесса Таик после того, как приём был окончен, и она удалилась в свои покои, чтобы иметь возможность выплеснуть эмоции.

Никого из свиты с собой она не взяла; только Аста Даран неслышной тенью проскользнула вслед за ней.

Она теперь всегда сопровождала её, и порой принцессу это раздражало — она не доверяла ей, о нет, не доверяла, и в то же время странным образом доверяла и обойтись без неё не могла.

«Как только вся полнота власти будет моей, я избавлюсь от неё», — много раз думала принцесса, оборачиваясь и искоса глядя на всё ещё красивое, но точно выточенное из камня лицо Верховной Жрицы.

Однако пока что не отдаляла её от себя.

— Было бы лучше, если бы он отличил Сорэ Санью? — невозмутимо уточнила Даран. А потом, помолчав, добавила, как показалось принцессе, с едва уловимой тенью насмешки в голосе: — Или, может быть, вы хотели бы, чтобы он приблизил к себе какую-нибудь красивую девушку?

Принцессу точно пощёчиной обожгло.

На что это она намекает? Что будущий муж может быть ей неверен, что может предпочесть ей какую-то другую девушку, и что она должна заранее этого опасаться и, сходя с ума от ревности, прятать его от всех женских глаз?

Старая змея.

Однако принцесса сдержала свои чувства и, раздражённо поморщившись, села писать Онхонто письмо.

Это также было частью свадебных традиций: после начала церемоний, которые могли растянуться на много месяцев, и до самого их завершения будущие муж и жена не могли видеть друг друга, даже после того, как жених переезжал в дом невесты — в данном случае, во дворец.

Исключением служила торжественная встреча и обмен рукопожатиями, но даже этот момент был испорчен, и испорчен он был Хайнэ Саньей.

Принцесса прикрыла глаза.

«Сегодня перед вашими глазами побывало несколько сотен юношей и девушек, которых я и приближенные мне люди отметили как наиболее достойных. Почему вы выбрали одного лишь Хайнэ Санью, неужели никто иной не был достоин вашей милости? — писала она. — В таком случае мне жаль. Если уж мои подданные настолько никчёмны, что из тысячи наиболее талантливых и одарённых вы выбираете лишь одного, причём калеку, то чего мне ждать в качестве правительницы этой страны? Но всё-таки ваша свита не может состоять из одного человека, который к тому же, в силу своего физического состояния, не сможет исполнять все обязанности, поэтому прошу вас назвать ещё хотя бы несколько имён».