Шрифт:
«Красота — это нечто поразительное, — растерянно и восхищённо подумал он. — Красота одна способна изменить всё… Вид уродства способен довести до безумия, но красота — как целительный бальзам, который проливают на истерзанное страхом и отвращением сердце».
Ласково осведомившись о его самочувствии, Онхонто спросил, не желает ли он завтра отправиться вместе с ним на церемонию приветствия. Оказалось, что эта церемония была обязательной для всех обитателей дворца, однако Онхонто испросил для Хайнэ, ввиду его болезни, разрешение участвовать в ней только по желанию.
Хайнэ, все эти дни страстно ждавший встречи с Марик, которой так и не случилось — увы, она не пришла, как он надеялся, его навестить — подумал, что сможет увидеть её во время церемонии, и радостно согласился.
Посещение дорогого гостя ненадолго избавило его от печальных мыслей, однако когда он глядел вслед Онхонто, легко поднявшемуся с его постели и пошедшему к дверям, в голову ему вдруг пришло: а если бы Прекрасный увидел его без одежды, лицезрел его уродство, то как бы он поступил? Это абсолютно ничего бы не изменило в его отношении?
Хайнэ вдруг захотелось это проверить, прямо сейчас, и в то же время он знал, что никогда не решится это сделать.
Он заснул, впервые за три дня остро почувствовав собственное одиночество и вспомнив, что совсем отвык спать один в комнате.
Наутро его разбудили ещё до рассвета.
Закутавшись в несколько накидок, верхняя из которых была подбита мехом, он позволил отнести себя в сад. Онхонто уже ждал его там, и то ли его одежда была намного легче, то ли он просто двигался так легко, что создавалось подобное ощущение, но Хайнэ казался самому себе тяжеловесной каменной глыбой в сравнении с ним, хотя в реальности он, с его болезненной худобой, конечно, весил гораздо меньше.
— В нашей стране почитать Дэнрю, Морского Бога, и Айе, Богиню Весны, Природы, Цветов, — вдруг сказал Онхонто и, наклонившись, сорвал с клумбы осеннюю бледно-золотистую хризантему. — В первый день весны я раздавать букеты у входа в храме. У вас есть похожий обычай — дарить друг друга цветы, когда праздник. И сейчас, во время церемонии, каждый держит в руках цветок, который женщина потом должна обменяться с мужчиной. Это нравиться мне.
С этими словами он вручил хризантему Хайнэ.
Тот немного робко спрятал её в рукаве.
Половину оставшейся дороги его несли на носилках, а потом ему пришлось встать на ноги, однако он не слишком пожалел об этом: Онхонто обхватил его за пояс, помогая идти, и лёгкость его движений как будто передалась на какое-то время и Хайнэ.
Дорога заканчивалась возле лестницы в тысячу ступеней, которая вела к главному павильону, и Хайнэ на мгновение оторопел, увидев собравшихся у её подножия людей — их было не меньше нескольких сотен.
Заметив Онхонто, они стали выстраиваться в ряды: женщины по правую сторону аллеи, ведущей к лестнице, мужчины — напротив них, по левую. Онхонто, по-прежнему держа Хайнэ под руку, направился в толпу. Люди расступались перед ним, почтительно кланяясь; наконец, он занял своё место в центре шеренги.
Какое-то время вокруг царило молчание, а потом где-то вдалеке раздался удар гонга, возвещавший о появлении принцессы.
Она прошла по аллее в сопровождении нескольких придворных дам и жриц и, пройдя между рядами подданных, встала точно напротив Онхонто.
Девушки-служанки обошли всех собравшихся, вручая каждому по свежесрезанному цветку. Хайнэ отказался, достав из рукава свою хризантему, и сжал её в обеих руках, испытывая одновременно смущение и гордость за свой «особенный» цветок.
Взгляды всех дам были прикованы к нему; точнее, конечно, не к нему, а к Онхонто, но часть из них в итоге попадала и на Хайнэ, стоявшего рядом, и он, робея, смотрел себе под ноги.
«Что же будет, когда все увидят его без маски? — думал он с какой-то странной радостью. — Они поклонятся ему, как божеству, и так и должно быть…»
После того, как девушки раздали цветы, мужчины и женщины снова замерли, не шевелясь.
— Чего мы ждём? — тихонько спросил Хайнэ, когда ожидание совсем уж затянулось, и в его ногах стала разливаться знакомая свинцовая тяжесть, грозившая обернуться резкой болью.
Однако ответил ему не Онхонто, как он надеялся, а некто слева.
— Восхода солнца.
Хайнэ изумлённо обернулся, услышав знакомый голос, и господин Астанико — а это был именно он — улыбнулся ему своей характерной полуулыбкой.
В этот момент первые лучи солнца, поднявшегося над главным павильоном, заскользили по широкой аллее, и Онхонто, отпустив локоть Хайнэ, низко поклонился — а вслед за ним и остальные мужчины.
После этого церемониальный поклон совершила женская половина во главе с принцессой, и Хайнэ, решившись, наконец, поднять голову, столкнулся взглядом с сестрой, стоявшей прямо напротив него по другую сторону аллеи.