Она взмахнула рукой, подавая знак к началу казни.

Одна из жриц поднесла к столбу факел, и одежда обвиняемого, пропитанная особым составом, моментально вспыхнула.

Толпа потрясённо вздохнула, как один человек. Таик поглядела на бледного, как смерть, калеку и увидела, что тот, очевидно, готовится упасть в обморок.

А огонь, тем временем, взвился до небес, пожирая Хатори Санью, и вот уже пылали его длинные рыжие волосы, всегда казавшиеся охваченными пламенем и теперь, наконец, охваченные им на самом деле.

В толпе раздались рыдания и крики ужаса; многие дамы отворачивались.

Таик жадно вглядывалась в преступника, ожидая от него криков боли, но он молчал.

«Ну когда же? — яростно думала она. — Когда почернеет и лопнет его кожа, когда вытекут проклятые глаза, эти глаза, наполненные кровью Санья?!»

Огонь вдруг пошёл на убыль, и в этот момент представил собой полнейшее сходство с существом, которое сначала жадно набрасывается на свою добычу, а потом, обнаружив, что она ему не по зубам, разочарованно отступает.

Хатори Санья остался невредим.

На мгновение Таик показалось, что она сошла с ума и видит либо сон, либо видение. Она задрожала и подалась вперёд, уступив предположению, что зрение подводит её, что она, может быть, ослепла от пламени?

Но нет, он оставался таким, как прежде, и только одежда на нём сгорела, открывая толпе бесстыдную наготу совершенно неповреждённого тела.

Толпа онемела.

Хатори Санья зашевелился и чуть наклонил голову, как будто пытаясь прикрыть наготу своими длинными волосами; на губах у него блуждала какая-то странная, чуть удивлённая улыбка.

Даран, казалось, ничуть не удивившаяся произошедшему, первой нарушила молчание.

— Что ж, по всей видимости, мы стали свидетелями чуда, — проговорила они скрипучим и как будто бы немного насмешливым голосом, — которое явила нам Великая Богиня в знак своей милости. В старину такие случаи случались, и они описаны в хрониках жриц. А, может быть, Великая Богиня рассердилась на то, что в последние годы Ей оказывается всё меньше почтения, и решила явить своё присутствие — пока что таким благосклонным образом. Но не исключено, что в дальнейшем знаки Её станут куда более… грозными.

Голос Даран вдруг стал намного более громким и вселяющим страх; толпа, до этого совершенно потрясённая произошедшим, но уже успевшая обрадоваться чуду, затряслась и задрожала, явно напуганная пророчеством Верховной Жрицы.

— В любом случае, суд должен считаться свершившимся, — подвела итог Аста Даран. — Мы не можем идти против воли Великой Богини, пожелавшей сохранить преступнику жизнь.

В этот момент в толпе произошло небольшое волнение, и связано оно было с Главным Астрологом.

Калека, вцепившийся в свою трость, пытался пробиться к нему сквозь толпу. Это ему удалось, и он успел что-то тихо проговорить, но в следующее мгновение господин Астанико, не просто бледный, а натурально позеленевший, точно от приступа сильнейшей тошноты, размахнулся и со всей силы влепил ему пощёчину.

 Дамы ахнули, а Главный Астролог, с искривлёнными лицом и стиснув зубы, размашистым шагом пошёл по направлению к Главному Павильону, ни разу не оглянувшись ни на калеку, ни на Хатори.

Даран глядела ему вслед, чуть приподняв брови.

Когда он скрылся, она вновь обернулась к присутствующим и продолжила:

— Поэтому я, данной мне властью, приказываю отменить приговор Высшего Императорского Суда и провозглашаю новое решение. Хатори Санья, в течение двух дней вы обязаны покинуть столицу и не имеете права возвращаться в неё, а также появляться в любом из крупных городов, на протяжении двадцати пяти лет — в противном случае вас ожидает смертная казнь. Также, во имя искупления вашей вины перед Великой Богиней, вы обязаны будете уплатить в казну штраф размером в шестнадцать тысяч золотых монет. Вам запрещается сношение с жителями Астаниса в любых целях, помимо личных, ваша частная переписка будет проверяться, все ваши передвижения по стране — отслеживаться. Вы будете обязаны зарегистрировать любую купленную вами книгу в специальном ведомстве, и раз в три месяца в вашем доме будет производиться обыск.

«Она издевается надо мной», — промелькнуло в голове у потрясённой Таик.

Хатори Санью, тем временем, отвязали от столба и подали ему одежду, чтобы он мог прикрыть наготу.

«Я позволю этому произойти?! — колотилось в висках у Императрицы вместе с приступами усиливающейся боли, и ей казалось, что кто-то невидимый ворочает раскалённым крюком у неё в голове. — Они вот так посмеются надо мной, посмеются все?!»

Она была близка к тому, чтобы потерять остатки самоконтроля, но что-то всё же удерживало её от того, чтобы напрямую пойти против «воли Великой Богини» и тем самым признать, что она ничуть в неё не верит.