Странный стук, похожий на треск разбитого стекла, заставил всех насторожиться. Между струй водопада, в свете молний они увидели, как миллионы драгоценных камней полетели с неба на землю, с плеском и стуками падая в воду и отлетая от торчащих из нее, как сломанные зубы, камней. Град! Но какой — размером с голубиное яйцо. Часть ледяного крошева залетала в убежище, не прибавляя тепла и уюта. Но если бы они остались на открытом месте, им бы не поздоровилось. Такие градины могли серьезно навредить путникам — уж синяков наставили бы, это точно. Жанна оттолкнула подальше от себя скопившуюся ледяную кучку.

Гэндальф прищурился.

— Смотрите!

Бильбо перестал трястись от холода и тут же высунул любопытный нос из укрывавшего его с ног до головы одеяла. Жанна присмотрелась. В светло-синем, призрачном свете ветвистых молний, по левую и правую стороны ущелья хорошо виднелись гигантские утесы. Внезапно ей показалось, что пол ушел из-под ног.

Она не верила своим глазам — каменные гиганты двигались. Они отрывали от скал огромные камни и бросали их друг в друга. Валуны разбивались, падая с большой высоты, а то и стремглав неслись с гор. Девушка в недоумении потрясла головой, протерла глаза, но видение грозной каменной битвы не проходило. Гиганты успокоились, лишь когда закончилась гроза.

В сером утреннем свете потихоньку прекратился град, ослаб дождь. Вода спала.

Фили подозрительно долго смотрел на Жанну. Потом все же спросил:

— Что, Жанна? Ты улыбаешься!

— Ничего, — также тихо ответила девушка.

«Он сказал — наша Жанна!» — вспомнила она и опять улыбнулась.

========== Часть 10. В пещере горного короля ==========

Солнце в тот день так и не решилось явить свой лик, будто предчувствуя беду. Мокрые и продрогшие, путники продолжили свой путь под хмурым небом. Обнаружив ближе к вечеру довольно большую и чистую пещеру, они решили остановиться: поесть, обсохнуть и передохнуть.

Тщательно обшарив каждый угол, заглянув под каждый камень и не обнаружив ничего, что могло бы таить угрозу, путники с радостью и облегчением сбросили с плеч поклажу, предвкушая горячий ужин и тепло костра из последних запасов хвороста. Однако Торин, хмуро прикрикнув, не позволил разводить костер. Но даже без огня здесь было достаточно тепло и сухо, и гномы, расстелив для просушки верхнюю одежду, принялись закусывать тем, что готовить было необязательно.

Жанна сняла только доспех, наручи и обувь, решив, что обсохнет и так, не раздеваясь. Тем более, что сделать это ей было негде, не снимать же все при гномах, пусть даже почти родных и любимых. Здесь хоть и было темновато, но каждый угол просматривался. Гномы переговаривались низкими голосами, и она уселась спиной к ним, прислонившись к небольшому камню. Участвовать в беседе ей не хотелось — слишком сильно устала. Через силу надела доспех перед сном. И лишь благодарно улыбнулась подошедшему Кили, который протянул ей пару кусков хлеба с сыром.

Едва стемнело, пещеру наполнил мерный храп. Устала не только девушка — тяжелый переход вымотал всех, и гномы спали без задних ног. Всех, кроме Бофура — бедняге выпало дежурить. Его-то гоблины и схватили первым…

Жанне показалось, что она едва задремала, когда кто-то, зажав ей рот вонючей лапой, другой захватил обе ее руки — и до оружия не дотянуться! — потащил ее во внезапно открывшийся проем, за которым мерцало багровое зарево и колебались тени. Но ведь только что там была глухая стена без единой трещины! Здоровый гоблин перед ней сграбастал вырывающегося Бофура.

Жанну тащили почти волоком, но она изловчившись, пнула спящего Бильбо.

Хоббит заверещал, что есть мочи. Вспыхнул яркий слепящий свет — маг, проснувшись, взмахнул посохом, и три гоблина рядом с ним тут же превратились в головешки.

Гэндальф после этой вспышки пропал бесследно, а всех остальных похватали отвратительные существа. Жанне они показались очень похожими на бесов — уродливые, с беловато-серой кожей, покрытой белесой жидкой шерстью, они метались по пещере, как взбесившиеся кошки. Они то мерзко хихикали, то напевали что-то скрипучими гнусавыми голосами.

Путь показался долгим и привел их в большую, освещенную чадящими факелами пещеру. В центре ее пылал костер, а за ним на высоком троне, криво склепанном из покореженных железяк, восседал, похоже, главный из гоблинов. Перед троном кучей лежало снаряжение и оружие путников; вокруг собрались и гоблины-охранники, и придворные, и всякие мелкие сошки.

Верховный Гоблин не походил на своих подданных — рослый, поджарый и жилистый, он казался опасно спокойным. Голову его украшала корона из острых белых зубьев, торчавших в несколько рядов и подозрительно похожих на заточенные обломки костей. Светлая пятнистая шкура какого-то зверя свисала у него с плеч и, перехваченная широким поясом, спускалась на бедра. В руке гоблин сжимал скипетр или короткий посох, снизу окованный светлым металлом. Кверху дерево расширялось, словно головка огромной темной, отполированной до блеска кости.

Гоблин оглядел пленников… и, задержав взгляд на Торине, встал со своего трона. В его узких черных глазах горело отвращение. Он словно изучал пришельцев высокомерно и холодно, как вредных жуков, словно пребывая в раздумьях — стоит ли раздавить сразу или сначала повыдергивать лапки ради забавы?

Наконец он заговорил:

— Гно-омы. Что они делали в моих пещерах?

Торин уже шагнул было вперед, открыв рот, но Двалин успел удержать его, схватив за плечо. Гоблин бросил на них взгляд из-под полуопущенных век.