Шрифт:
Ровно въ девять часовъ онъ уходилъ, и сестра Мари-Любовь всегда провожала его до входной двери.
Уже прошелъ цлый годъ, а я все еще не могла привыкнуть исповдываться у него. Часто онъ смотрлъ на меня съ усмшкой, и мн казалось, что онъ вспоминалъ въ эту минуту о моихъ грхахъ.
Мы ходили къ исповди въ опредленные дни; каждая шла въ свою очередь. Когда до меня оставалась одна или дв еще не бывшихъ у исповди, я начинала дрожать.
Сердце у меня билось во-всю, въ желудк начинались спазмы, затруднявшія дыханіе.
Когда наступала моя очередь, я вставала, ноги у меня дрожали, въ голов шумло, щеки холодли. Я опускалась на колни въ исповдальн и тотчасъ же бормочущій, какъ бы издали доносящійся голосъ священника немного ободрялъ меня. Но все таки ему всегда приходилось подсказывать мн, безъ этого я не вспомнила бы и половины.
Въ конц исповди онъ каждый разъ спрашивалъ мое имя. Мн очень хотлось назвать какое-нибудь другое имя, но въ то время, какъ я думала объ этомъ, мое неожиданно вырывалось изо рта.
Приближалось время перваго причастія; оно должно было быть въ ма, и приготовленія къ нему уже начинались.
Сестра Мари-Любовь составляла новыя псни; она сочиняла также нчто врод похвальнаго слова священнику.
За пятнадцать дней до церемоніи, насъ отдлили отъ другихъ. Мы проводили все время въ молитв.
Мадлен было поручено оберегать покой нашего молитвеннаго настроенія, но вмсто того она часто нарушала его, ссорясь то съ одной, то съ другой.
Подругу мою звали Содовей.
Она была спокойной, и мы избгали всякихъ ссоръ. Мы говорили о серьезныхъ вещахъ. Я призналась ей, что я чувствую отвращеніе къ исповди и боюсь быть недостойной причастія.
Она была очень набожной и не понимала моихъ опасеній. Она находила, что я недостаточно набожна, замтивъ, что я засыпаю во время молитвы.
Она въ свою очередь призналась мн, что ужасно боится смерти; говорила о ней шепотомъ съ ужасомъ на лиц.
У ней были почти совсмъ зеленые глаза, и такіе красивые волосы, что сестра Мари-Любовъ никогда не позволяла стричь ихъ, какъ другимъ.
Наконецъ насталъ великій день.
Общая исповдь была для меня не слишкомъ тягостной: она произвела на меня дйствіе хорошей ванны, я почувствовала себя очень чистой.
Однако я такъ дрожала, принимая причастіе, что часть его осталась на зубахъ. У меня началось головокруженіе, и мн показалось, что черный занавсъ падаетъ предо мной. Мн послышался голосъ сестры Мари-Любови, которая спрашивала меня:
— Ты больна?
Я помню, что она довела меня до моего мста, вложила мн свчку въ руку и сказала:
— Держи хорошенько.
Горло такъ сдавило мн, что нельзя было проглотить причастіе, и я почувствовала, какъ жидкость течетъ у меня изо рта.
На меня нашелъ безумный страхъ: Мадлена не разъ предупреждала насъ, что если мы раскусимъ причастіе, то кровь Христа потечетъ у насъ изо рта, и ничто не въ состояніи будетъ остановить ее.
— Ну, будь-же осторожна. Ты больна что ли? — тихо говорила сестра Мари-Любовь, утирая мн лицо.
Горло разжалось у меня, и я быстро проглотила причастіе вмст съ слюной.
Тогда я ршилась, наконецъ, посмотрть на платье, ища на немъ кровь, но увидла лишь маленькое безцвтное пятнышко, какъ отъ капли воды.
Я поднесла платокъ къ губамъ, вытерла языкъ, но и на платк тоже не оказалось крови.
Я не совсмъ отдавала себ отчета во всемъ этомъ, вс встали, чтобы пть, и я тоже пыталась пть.
Когда днемъ священникъ пришелъ къ намъ, сестра Мари-Любовъ сказала ему, что я чуть было не упала въ обморокъ во время причастія. Онъ приподнялъ мою голову и, посмотрвъ внимательно въ глаза, сталъ смяться, говоря, что я очень впечатлительная двочка.
Посл перваго причастія мы перестали ходить въ классъ. Нянька Жюстина стала учить насъ шить блье. Мы начали приготовлять чепчики для крестьянокъ. Работа была не очень трудная, и, какъ за новое дло, я принялась за нее съ жаромъ.
Нянька Жюстина заявила, что изъ меня выйдетъ очень хорошая блошвейка.
— О, если бы ты только могла побдить свою лнь! — сказала сестра Мари-Любовь, обнимая меня.
О, когда я сшила нсколько чепчиковъ, и вновь приходилось приниматься за нихъ, лнь снова обуяла меня. Мн было скучно, и я не могла приняться за работу.