Подъехав под обращёнными на него удивлёнными взглядами осторожной рысью к плетню, он воскликнул высоким петушиным голосом:

– Матушка Нельма! Госпожа Евнона рожает! Меня послали за вами! Просили поскорей!

– Хорошо, хорошо. Счас поедем. Балуш, захвати мою корзинку!
– обратилась знахарка к внучке, сбросившей кошку с груди на лавку и вскочившей при первых словах долговязого слуги. Юркнув, как в нору, в низкую дверь, она тотчас выскочила обратно, неся на перекинутой через левое плечо широкой кожаной лямке довольно большой, плетёный из луба прямоугольный короб, закрытый сверху лубяной крышкой. Притворив за собой дверь и перегородив её поставленной наискосок ивовой палкой, Балуш поспешила вслед за бабушкой к воротам.

Предложив тем, кто не успел показать ей свои ладони, зайти к ней в другой раз, старая ведьма выпроводила всех со двора и сама вышла с внучкой за ворота. Забравшись на большой серый камень, вросший глубоко в землю у плетня в двух шагах от ворот, знахарка довольно ловко как для своих лет умостилась на покрытую широким мягким чепраком спину подведенного ториксаковым слугой коня, забрав в одну руку повод, а в другой держа у холки поперёк седла свою клюку. Следом тем же путём на конской спине позади старухи очутилась её помощница с висящим у правого бедра коробом.

Прежде, чем пуститься вслед за торопившим ториксаковым слугой вгору по Западной балке (так было ближе), старая карга обернулась к Ариабату, всё ещё стоявшему со своими товарищами возле ворот и глазевшему, как и все, с нескрываемым вожделеньем на её хорошенькую внучку.

– А война вскорости будет, не сомневайтесь! Навоюетесь, детушки, всласть.

– Ты ж говорила, что не знаешь!
– радостно оскалился Ариабат.

– Ну а теперь знаю!
– заверила знахарка и с громким понуканьем погнала мышастого мерина прыткой рысью за соловой кобылой своего нетерпеливого поводыря.

– Ну что, Скиргитис, поспорим на пояса?
– спросил с лукавой ухмылкой двоюродного брата Ариабат, провожая вместе со всеми взглядом трусившую с внучкой за спиной в сторону балки старую ведьму.

– Нет уж, надо было спорить, когда я предлагал, а не тащиться сюда, - отказался Скиргитис под громкий хохот десятков голосов.

Когда через полчаса весёлая компания во главе с Ариабатом, пройдя грязными извилистыми улочками нижнего пригорода и вскарабкавшись по крутому подъёму на гору, подходила к торчащей у съезда с большой дороги к восточным неапольским воротам греческой герме, Савмак смущённо сказал братьям, что сходит узнает, кого родила Евнона, и, вобрав голову в плечи, провожаемый насмешливыми взглядами товарищей, устремился скорым шагом к распахнутым в полусотне шагов городским воротам.

Часа через два после захода солнца, когда отец и братья решили, что Савмак остался ночевать у Ториксака, тот неожиданно объявился в отцовском шатре, с трудом отыскав его во тьме поглотившей землю, луну и звёзды беспросветной ночи. Приласкав отцовского мерина и свою кобылку, Савмак бесшумно нырнул в шатёр, полный лежащих, закутавшись в тёплые бурки воинов: помимо Скилака с сынами и слуги Тирея, в нём ночевали ещё бунчужный, барабанщик и десяток телохранителей вождя.

Пробравшись наощупь в центр шатра, он отстегнул пояс с оружием, скинул кафтан, скифики и, оставшись в рубахе и штанах, улёгся на своё место между отцом и Канитом, сунул под голову башлык и накрылся полой расстеленной там бурки. По разлитой в темноте тишине - не слышно было ни единого всхрапа - Савмак почувствовал, что в шатре никто не спит.

– Отец! Братья! Не спите?
– спросил он громким шёпотом.

– Нет. Только легли, - ответил вполголоса Скилак.

– Ну что там Евнона?
– прошептал с другой стороны Канит.

– Час назад родила Ториксаку сына, - чуть громче, чтоб всем в шатре было слышно, сообщил Савмак.
– Настоящего богатыря! Наверно вырастет таким же силачом, как Тинкас.

– Хвала милостивой Табити!
– сдержанно порадовался Скилак.
– Ну всё, спите. Завтра поедем, поглядим на нового родича.

В шатре залегла тишина, нарушаемая лишь вздохами и перетоптыванием коней за кожаной стенкой.

Минут через пять, когда многие в шатре уже засвистели носом, Канит, приблизив губы к самому уху Савмака, чуть слышно прошептал:

– Савмак... А как ты выбрался из города?

– А так же, как и ты от тавров. Десятник воротной стражи спустил меня со стены на аркане... Спи, давай!

5

Вождь Скилак проснулся, когда в шатре ещё висела густая вязкая тьма, сотрясаемая раскатистым храпом полутора десятков человек, сквозь который слышался какой-то отдалённый, монотонный, заунывный шум. Стараясь не потревожить спавших по бокам сыновей, Скилак накинул лежавший в изголовье кафтан, отыскал в ногах и натянул скифики и стал наощупь пробираться к выходу, отмеченному узкой серой полоской чуть приоткрытого с одной стороны полога, держа в одной руке пояс с мечом и акинаком, а в другой - башлык. Приоткрыв полог, вождь с наслаждением вдохнул полную грудь бодрящего прохладного воздуха. С едва посеревшего неба на утыканную чёрными конусами шатров землю сеял унылый осенний дождь.

Надев башлык и подпоясавшись, Скилак вышел из шатра. Слуга Тирей, чутко дремавший возле входа, зябко поёживаясь и зевая, высунулся наружу вслед за вождём.

– Лежи ещё, поспи, пока не рассветёт, - дозволил Скилак, и Тирей с удовольствием нырнул обратно в тёплое нутро шатра.

Обойдя шатёр, вождь ласково огладил мокрые спины и шеи трёх стоявших там коней, почесал под мордой ткнувшегося с радостным пофыркиванием в плечо хозяину Серого. Пройдясь между шатрами напитов, Скилак выбрался из табора, пересёк дорогу и справил нужду на краю ближайшей ложбины.