Зато Роберту похлопали за его номер (типа, как лирическая).

Он исполнил переделку французской песни, под музыку к которой в телепрограмме новостей «Время» на Центральном Телевидении годами рассказывали про прогноз погоды на завтра.

Я тебя могу простить,

Как будто птицу в небо отпустить.. .

Военнослужащие кавказских национальностей (в основном из отдельной роты) с горячим воодушевлением приняли песню «Эмина» в исполнении В. Рассолова (типа, как восточно-комическая).

Под чадрой твоей подружки

Не подружка, а твой дед.

Э, Эмина!..

А песня «Дожди», из репертуара Фофика (ДК КЭМЗ, г. Конотоп), удостоилась единодушной овации (типа, как хит сезона).

Однако, в устной рецензии замполита части, высказанной после концерта в узком кругу музыкантов, заключительная песня получила самую низкую оценку.

– Рудько! Эти твои «Дожди» уже всем настопиздили…

Он состроил слащаво-гнусавый голос, подразумевая эстрадных звёзд:

– Дожди… ты меня жди… да, не буду я ждать… и пошёл ты н'a хуй…

Мы невольно засмеялись.

Эту, конкретно, песню он слышал в первый раз, но в точности ухватил суть лирики музыкальной массовой продукции данного пошиба.

Я сквозь дожди пройду,

Ведь я тебя люблю-у-у-у!..

А в бригаде у нас опять поменялся командир отделения.

Простомол'oтова вернули в его бригаду, но без разжалования из ефрейторов, потому что ни на чём он пойман не был, а просто зашёл в контры с прапором, командиром взвода.

Скорее всего, в какой-то момент не скрыл от прапорщика своё интеллектуальное превосходство; «заблатовал», как говорят в стройбате.

На его место пришёл азербайджанец Алик Алиев в фазанисто ушитом хэбэ.

Стройный парень высокого роста с красивым круглым лицом, в котором чистая тонкая кожа обтягивала высокие скулы и развитую челюсть.

Через неделю ему дали звание ефрейтора, он построил наше отделение, хлопнул ладонью о кулак и радостно объявил:

– Юбать буду!

Но он несколько поторопился в своих прогнозах и радостных предвкушениях.

В нашем отделении нашлись, не менее рослые, но более сдержанные в эмоциях рядовые, которые спокойно поделились с Аликом своими понятиями – и он их тоже понял и принял – что, если люди, попавшие в стройбат после зоны, не блатуют, то и ему, оказавшемуся здесь по причине недостаточно свободного владения русским языком, правильнее будет проявлять сдержанность.

Ну, а ко мне у него с самого начала не было никаких претензий.

Ещё будучи рядовым, он оказался невольным свидетелем случая, когда в бытовке роты Простомол'oтову, тогда ещё командиру нашего отделения, двое старослужащих из «Ориона» втолковывали постулат о неприкосновенности музыкантов.

Так что на работе теперь мы просто делали своё дело – копали, таскали, клали, подымали, а после работы отдыхали в пределах очерченных стройбатовским бытом.

Конечно, нам не позволялось до отбоя лечь в кубрике на заправленную койку – это привилегия «дедов», но оставались ещё табуреты в проходе и бытовке; можно сесть и посидеть.

А выходить в беседку перед тамбуром стало уже слишком холодно.

Потом началась зима.

Нам выдали шапки и бушлаты. На ГАЗонах и УАЗах, которыми нас возили на работу, натянули брезентовый верх над кузовами, а в них появились лавки-доски от борта к борту, чтобы ездить сидя.

Тёмно-синим вечером, после работы, наше отделение собралось у подножия девятиэтажки, но грузовик за нами запаздывал. Мы даже вышли ему навстречу, по ту сторону останков лесополосы и ещё метров на сорок.

Рядом тянулся пустой в такую пору тротуар к отдалённому кварталу пятиэтажек.

Мы стояли широким кругом на утоптанном снегу. Приколы, подначки, хлопки по плечам – обычная оживлённость в конце обычного рабочего дня перед отъездом к обычной хавке в стройбатовской столовой.

Мне надоело слушать сто раз слышанные прибаутки и я замедлено пошёл к свету далёкой электролампочки на торцевой стене девятиэтажки.

( … один из способов преодоления тягучести времени – это поглощение пространства….)